Колесо Фортуны. Репрезентация человека и мира в английской культуре начала Нового века

Нестеров Антон Викторович

Никола Вишер. Comitatus Hottandia denui forma Leonis. 1648

Несколько особняком на фоне этой традиции стоят эмблематические карты Генриха Бюнтинга, в частности, Asia Secunda Pars Terrae in Forma Pegasi (Азия, вторая часть суши в форме Пегаса), изданная в Ганновере в 1581 г. и Die ganze Welt in einem Kleberblat (Мир в виде лепестка клевера), напечатанная в 1581 г. в Мариенбурге. Обе они представляют концепты, связанные не столько с политической, сколько с сакральной географией. Характерным образом, карта, прорисовывающая мир в виде лепестка клевера, восходит к средневековой, в XVI в. уже являвшейся архаикой, форме mappae mundi, где в центре расположен Иерусалим, вокруг которого скомпонованы Европа, Азия и Африка. Такие карты не предназначались для географического применения, их функция заключалась «прежде всего в том, чтобы под видом географии визуально представить развертывание христианской истории, а не в том, чтобы транслировать географические или космографические факты» [662] (ил. 70, 71).

662

Woodward D. Reality, Symbolism, Time and Space in Medieval World Maps/ Annals of the Association of American Geographers. # 75 (4), 1985. P. 519.

Во

всех рассмотренных выше случаях «дополнительная нагрузка» карты теми или иными смыслами и их визуализация достигалась за счет большей или меньшей деформации самого картографического изображения: эти смыслы причудливым образом «встраивались» в само «тело» карты, в итоге являющейся не объективированным изображением земной поверхности, а умозрительной иллюстрацией идей и представлений о должном миропорядке. Но таков был сам пафос этой ренессансной географии, склонной, в силу общих установок эпохи, воспринимать мироздание как организм, в котором все взаимосвязано и пронизано сетью подобий, притяжений и симпатических связей, [663] а значит, и ориентация в таком пространстве возможна именно на уровне идей, а не на уровне феноменов. Характерно, что в предисловии к Атласу Меркатор говорит об объекте своего описания, Земле, следующие слова: «Преславное это обиталище временно лишь дано человеку, дабы сравнил он его с Небесами, и сравнение это возвысит его ум, что погряз в земном и преходящем, указывая путь к возвышенному и вечному». [664] Но тогда карта земли есть лишь эмблема Небес: и за прорисовкой карты, и за внешним, очевидным смыслом эмблематического рисунка присутствует смысл сокрытый, постигаемый лишь возвышенным умом. Эта эмблематичность карты явственно осознавалась в ту эпоху и, например, в сборнике эмблем Джорожа Визера термин «карта» использован как синоним эмблемы: автор приглашает читателя «enquire / What things those are, that represented be, / In ev'ry map, or emblem, which they see» («исследовать,/ что же это за сущности? представленные/ здесь на каждой карте или эмблеме»). [665] Так что в случае с ренессансными картами мы имеем дело не столько с географией Земли, сколько – с географией идей.

663

Herva Vesa-Pekka. Maps and magic in Renaissance Europe/ Journal of Material Culture. # 15. 2010. P. 331.

664

Цит. по: Cosgrove D. Images of Renaissance Cosmography, 1450–1650./Woodward David (Ed.) The History of Cartography. Vol. III. Cartography in the European Renaissance. Part I. Chicago, London. P. 94.

665

A Collection of Emblemes, Ancient and Moderne. London, 1635. F. 2.

2

К концу XVI в. начинает складываться еще одна тенденция в оформлении карт, когда «смысловое приращение» осуществляется за счет внешнего декора карты, не затрагивая ее саму как таковую.

Около 1590 г. в Антверпене издается карта, представляющая мир в образе шута. В левом верхнем углу листа на ней стоит имя Оронция Фине, но атрибутация вызывает вопросы, ибо к моменту публикации этой странной карты картограф был уже почти полвека как мертв.

Общая композиция рисунка на листе: голова в шутовском колпаке, вместо лица – карта Земли, картуш с надписью над правым плечом фигуры и симметрично уравновешивающий композицию набалдашник шутовского жезла над левой (очевидно, шут держит его в руке, которую не видно за нижним обрезом гравюры), цепь из медалей с латинскими надписями, перекинутая через правое плечо шута – находит четкое соответствие на гравюре на дереве, выполненной Жаном де Гурмоном, и отпечатанной в Париже около 1575 г.. [666]

666

Chappie A. S., 1993. Robert Burton's Geography of Melancholy. Studies in English Literature, 1500–1900. 1. London, 1993. P. 110; Hoffman C. Publishing and the Map Trade in France, 1470–1670/ The History of Cartography. Vol. III. Cartography in the European Renaissance. Part I. Chicago, London, 2007. P. 1547–1575.

Над головой шута дан латинский девиз: Nosce te ipsum (Познай самого себя), отсылающий к знаменитому изречению в Дельфийском святилище Аполлона. На самом колпаке по центру написано О caput elleboro dignum (О, голова, достойная чемерицы – считалось, что настой травы чемерицы помогает безумцам), на кистях же колпака дана надпись Auriculas asini quis поп habet (У кого нет ослиных ушей? – высказывание, приписываемое римскому стоику Луцию Аннию Корнуту, жившему во времена Нерона). Непосредственно над картой дана цитата из «Естественной истории» Плиния Старшего: Hic est mundi punctus et materia gloriae nostrae, hic sedes, hic honores gerimus, hie exercemus imperia, hic opes cupimus, hic tumultuatur humanum genus, hie instauramus bella, etiam civica (Здесь мир, как он есть, и основа нашей славы, здесь обитаем мы, применяем власть, несем бремя обязанностей, жаждем богатства, здесь пребываем в смятении, ибо мы – люди, здесь устраиваем войны, в том числе и войны гражданские). Внизу, под картой, стоит латинская цитата из книги Экклезиаста, как она представлена в версии Вульгаты: Stultorum infinitus est numerus (Число глупцов бесконечно [в синодальном переводе этот стих звучит иначе: «И чего нет, того нельзя считать» – Екк. 1, 15). Надпись в картуше слева гласит: Democritus Abderites deridebat, Heraclites Ephesius deflebat, Epichthonius Cosmopolitus deformabat (Демокрит из Адберы смеялся над [миром], Гераклит из Эфеса рыдал над ним, Эпиктоний Космополит его изобразил). Тем самым имя Эпиктоний Космополит, которое можно перевести с греческого как «Обитатель Земли», или «Гражданин мира» дает понять, что автором гравюры является некто, укрывшийся под псевдонимом и просто использовавший карту Оронция Фине в своей композиции. На диске, увенчивающем шутовской жезл, представлены слова Экклезиаста Vanitas vanitatum et omnia vanitas (Суета сует, – все суета. Екк. 1, 2). На медалях, образующих цепь, перекинутую через плечо, написано: 1. О curos hominum (Заботы людей.); 2. О quantum est in rebus inane (О,

сколько на свете пустого!); [667] 3. Stultus factus est omnis homo (Безумствует всякий человек. Иер. 10, 14); 4. Universa vanttas omnis homo (Совершенная суета всякий человек живущий. – Пс. 38, 6).

667

В сумме эти две надписи дают первую строку «Сатир» Персия, которую мы приводим здесь в переводе ФА. Петровского.

Аноним, (Эпиктоний Космополит) Карта тира в образе шута. 1590 (?)

Вся эта сложная композиция с замысловатым рисунком, призывом «Познай самого себя», размещенным наверху наподобие девиза, с многочисленными поясняющими и комментирующими друг друга надписями свидетельствует о том, что перед нами не карта, а именно эмблема.

Как и в эмблеме, на «шутовской карте» зрителю предлагается некая образная сеть, призванная уловить пульсирующий, переменчивый смысл – приглашая к диалогу и размышлению, предлагая мысли направление движения, но вовсе не давая готовых ответов. В первую очередь эта карта 1590 г. звала к самопознанию и определению своего места в мире. Сам этот мир мыслился той эпохой в виде театральной сцены – достаточно вспомнить знаменитое шекспировское определение: «All the world's a stage,/ And all the men and women merely players» (Весь мир – театр./ В нем женщины, мужчины – все актеры. Пер. Т. Щепкиной-Куперник) из комедии Как вам это понравится. На самом деле, этот шекспировский образ – не столько оригинальная находка драматурга, сколько отсылка к общим представлениям эпохи.

И успех «шутовской карты мира» не в последнюю очередь был связан с тем, что, активируя в сознании современников расхожее представление о мире как театре, она подкрепляла его авторитетом античности. Характерно, что именно эту карту упоминает Роберт Бёртон в Анатомии Меланхолии, стремясь убедить читателей в том, что «весь мир безумен, охвачен меланхолией, впал в слабоумие, что он (как его не столь давно изобразил Эпиктоний Космополит на составленной им карте) подобен голове глупца (и составитель карты присовокупил еще к ней такую надпись: Caput helleboro dignum [Голова, нуждающаяся в чемерице]), голове душевнобольного, cavea stultorum, что это рай для недоумков или, как сказал Аполлоний, всеобщее узилище для простаков, обманщиков, льстецов и прочих, которое нуждается в переустройстве». [668] Бёртон, с его склонностью к интеллектуализму и отслеживанию перекличек между сущностями, чья связь неочевидна – именно на этом и строится «Анатомия меланхолии», – увидел в «шутовской карте» эмблему, воплотившую в себе мир, каким он видится отрешенному интеллектуалу мир как обитель бессмысленной суеты, «a tale/ Told by an idiot, full of sound and fury,/ Signifying nothing» (Повесть,/ Рассказанная дураком, где много/ И шума и страстей, но смысла нет, – Шекспир. Макбет. Акт V, сцена 5. Пер. М. Лозинского).

668

Бёртон Р. Анатомия меланхолии. Москва: Прогресс-Традиция, 2005. С. 107. Пер. А. Г. Ингера.

И если «сердцевидная» карта Фине 1536 г. могла читаться как эмблема, оставаясь все же, в первую очередь, картой, то антверпенская «шутовская гравюра» претендовала именно на создание эмблематического образа мира, погруженного в безумие. Отметим, что карты в ту эпоху сперва печатались отдельными листами, и лишь потом, когда у картографа или издателя накапливалось достаточное количество публикаций, они сводились в атлас – с тех же граверных досок делалась новая печать – но теперь на обе стороны листа наносились разные изображения и листы сшивались под переплет; что касается эмблем, то они изначально издавались книгой – начало тому положила Emblematum liber (Книга эмблем) Андреа Альчиато (Alciati 1531), напечатанная в 1531 г. в Аугсбурге и за два века выдержавшая не менее 130 переизданий по всей Европе, [669] породив параллельно множество сборников эмблем, составленных другими авторами. И тогда в антверпенской «шутовской карте» можно и нужно увидеть эмблему, «извлеченную из-под переплета» и отправленную «в самостоятельное плавание».

669

Klossowski S. L. The Golden Game. Alchemical Engraving of the Seventeenth Century. London: Thames and Hudson, 1997. P. 13.

«Шутовскую карту» 1590 г., стремящуюся, с одной стороны, эстетизировать географический объект, а с другой, концептуализировать его, можно отчасти рассматривать как предвестницу карт с декоративными бордюрами. Эти бордюры в определенной степени изъясняли и комментировали карту, трансформируя ее смысловой посыл.

Впервые бордюр, декорированный аллегорическими фигурами, на географических картах появился в 1594 г., когда Петер Планций напечатал в Амстердаме карту мира Orbis terrarum typus de integro multis in locis emendates, украшенную по полям олицетворениями четырех известных тогда континентов, гравированными Теодором де Бри.

Сами эти гравюры были изготовлены де Бри много ранее, совсем по другому поводу – они служили оформлением книги о жизни аборигенов Нового Света, изданной в 1585 г. Тем самым перед нами пример действительно декоративного оформления карты, когда изображения на полях скорее обрамляют, чем комментируют центральный объект – orbis terrarum. Однако генетически такое решение было подготовлено предшествующей историей европейской картографии и визуальной культурой XVI в.

Чаще всего на бордюрах изображались в виде аллегорических фигур Первостихии – огонь, воздух, вода и земля, призванные подчеркнуть, что карта дает представление именно о физической географии Земли. Таково оформление карты Nova Delineatio Totius Terrarum (Новая Прорисовка Земли), выполненной Арнольдом Колоном и изданной в 1655 г. (ил. 74)

Петер Планций. Orbis terrarum typus de integro multis in locis emendates. 1594

По углам карты расположены женские антропоморфные олицетворения стихий: Огня (держит в протянутых руках гнездо с пылающим Фениксом), Воздуха (поддерживает над головой облако), Земли (сидит на дремлющем льве) и Воды (держит над головой парусник); все фигуры, кроме олицетворения Матери-Земли, обнажены. Кроме того, по центру карты вверху изображена фигура Дня в образе Аполлона, соотносимого с Солнцем, и Ночи в образе Дианы, соотносимой с Луной.