Колледж Святого Джозефа
Шрифт:
— Не на… надо, — с трудом выговорил режиссер, — не надо его родителей. Я сам.
С этими словами он так стремительно вышел из кабинета, что ребята едва успели отскочить. Яичкин пролетел мимо них, направляясь к мужскому туалету.
— Уходим, — тихо сказал Егор.
Ребята, тихо развернулись и, не оглядываясь, сбежали вниз по широкой лестнице с деревянными перилами, сохранившимися с прошлого века.
— Кто такие Заваркины? — спросила Соня, когда они оказались вне зоны видимости школьных властей, —
— Что-то очень знакомое, — Егор нахмурил лоб.
— А Яичкин-то испугался, — заметила Дженни. Соня кивнула и задумалась.
Ребята вышли на залитый солнцем двор. Традиционно первого сентября в школе Святого Иосаафа не проводили ни уроков, ни классных часов. Ученики распускались по домам сразу после общего собрания.
— Откуда ты знаешь о сказке про репку? — спросил Кирилл у Сони.
— Слышала от кого-то из своих, — пожала плечами та, — как и про книгу, написанную верующими сотрудниками ФСБ. Она называется «О пагубном влиянии «Поттерианы».
— Чего только не придумают, — вздохнула Дженни.
— Сегодня в пабе вечеринка, в честь дня знаний, — Егор повернулся к друзьям, — я пою, приходите.
— Нам нельзя, нам нет семнадцати, — выдала Дженни их традиционную фразу.
— Я вас проведу, — пожал плечами Егор, — как обычно.
В «Медной голове» действительно делали послабление для тех, кому уже исполнилось семнадцать. Им разрешалось посещение, но было категорически отказано в выпивке. Однако, Егор улаживал и этот вопрос.
— Раскрасьте физиономии, чтоб никто и не подумал, что вы — школьницы, — съехидничал Кирилл, — я приду.
Кириллу уже исполнилось восемнадцать, и он не упускал случая подколоть девчонок.
— У меня балет, — обреченно произнесла Соня.
— Смотрите, — вдруг произнесла Дженни и указала куда-то в угол.
У фронтона школы стоял тот крошечный мальчик-первоклашка, чудом избежавший режиссерского гнева. Он сосредоточенно рассматривал вывеску, гласившую о том, что в конце позапрошлого века в здании школы Святого Иосаафа помещалась женская гимназия.
— Малыш, ты как? — подойдя на несколько шагов, ласково спросила Дженни, — все в порядке? Тебя наказали?
— Я не малыш, — серьезно ответил первоклашка и с интересом посмотрел на Дженни, — я — Вася Заваркин.
С этими словами он протянул Дженни чистую ладошку, которую та сердечно пожала.
— Очень приятно, Вася. Я — Дженнифер, — Дженни улыбнулась, — приятно встретить в наше время хорошо воспитанного мужчину.
Вася со значением кивнул.
— Я маму жду, — продолжил Вася светскую беседу.
— Кто твоя мама? — заинтересованно спросил подошедший Егор.
— Журналист, — важно ответил Вася, — а вот и она.
Дженни обернулась и увидела высокую, стриженую почти налысо женщину, выходившую из
— Привет, — сказала она Васе глубоким чуть хрипловатым голосом. Она подала руку Дженнифер точно таким же высокомерным жестом, каким за секунду до этого сама Дженни пожала Васину ладошку.
— Анфиса, — представилась она.
— Дженни, Дженнифер.
— Егор, — вставил реплику Егор, поглядывая на ее грудь.
— Ваши друзья? — Анфиса с усмешкой кивнула на стоящих в отдалении Соню и Кирилла. Последние смотрели на Анфису во все глаза. — Ладно, увидимся еще. Васька, пошли.
Васька помахал Дженни ладошкой и ухватился за штрипку брюк матери. Они вышли за кованые ворота со львом с факелом в лапе и пропали из виду. Дженни вернулась к ребятам.
— Красотка, — восхищенно прокомментировал Егор.
— О да, — поддакнул Кирилл.
— У тебя слюнка потекла, — насмешливо сказала Соня ему, указав на подбородок.
— Откуда я ее знаю? — вдруг сказала Дженни.
— Ее все знают, — тихо сказал Кирилл, — Анфиса Заваркина. По профессии — стервятник. Несколько лет назад разорила нефтехимический концерн, опубликовав какие-то секретные документы. Училась в Иосаафе, когда он еще не был Иосаафом.
— Когда он был женской гимназией? — насмешливо спросила Соня.
— Сколько ей, по-твоему, лет?
— Тридцать.
— Шестьдесят, она просто хорошо сохранилась.
— Не удивительно, что малыша не наказали, — сказала Дженни с облегчением.
— Ладно, — Егор хлопнул в ладоши, — увидимся у черного входа «Медной головы» в девять. Не опаздывайте!
О ней ходили легенды. То были не легенды о храбрых подвигах или благих деяниях, а просто слухи, появившиеся от недостатка информации и к тому же сильно преувеличенные.
Одни касались ее внешности. Кто-то говорил, что она огромного роста, очень тощая и совсем лысая, потому что в юности носила дреды, и все ее волосы выпали. Кто-то утверждал, что она — маленькая, полноватая, с обыкновенной, ничем не примечательной короткой стрижкой.
Другие слухи домысливали ее возраст. Кто-то говорил, что ей девятнадцать или двадцать, кто-то — что около сорока.
Единственное, в чем очевидцы ее поступков и пострадавшие от ее настырности важные персоны были единодушны — у журналистки в красной куртке было очень приятное лицо. Когда же кто-то заинтересованный пытался выяснить, что в нем приятного, упоминая все каноны нынешнего — пухлые губы, прямой нос, высокие скулы, миндалевидные глаза — видевшие ее пожимали плечами и говорили: