Кологривский волок
Шрифт:
— Сначала в МТС у Ивана Назарова стажировался, теперь в Новоселках дали лесовоз ЗИС-150.
— В лесу вкалывать тоже не малина. Не-е, меня ни в колхоз, ни в лес никакими пирогами не заманишь, после армии останусь в городе. Я смотрю, в деревне-то девки и те перевелись, не знаю, как терпит твоя морская душа? О, вспомнил! До Ефремова ехал вместе с городскими девками, на уборочную их прислали: веселые такие, всю дорогу песни пели. С одной я переглянулся. Приглашали. Рванем сейчас в Ефремово?! — задорно рубанул кулаком по столу. — Гульнем!
Сергей
— Пошли лучше в Ильинское.
— Чего я не видал в Ильинском? Свои торфушки никуда не денутся, а эти уедут — лови момент… А-а, догадываюсь! Там на почте сидит одна красотка в высоком терему. В точку? — Колька нацелился на Сергея испытывающим взглядом.
— Да не в этом дело, — не признался он.
— В этом. Не узнаю тебя! Она пока еще не жена, чтобы отчитываться.
— Слушай, не болтай лишнего, — остановил его Сергей.
— Молчок! Давай еще тяпнем — и айда! Долго ли переодеться.
Они уже вышли на улицу, но тут решительно заступила дорогу тетя Шура, бегавшая за чем-то к соседям;
— Куда это вы направились?
— В Ефремово.
— Не выдумывайте! Ты, Коленька, шибко заводной. Что люди скажут? Едва успел приехать, и сразу из дому — марш.
Колька снова куражливо заплясал, припевая:
Во солдатушках — не дома, На печи не полежишь, Не возьмешь гармошку в руки, К девушкам не убежишь.— Мама, я ведь на два дня вырвался домой-то! Можешь ты понять?
— Вот выспитесь, завтра и ступайте, куда вздумается.
— Тетя Шура верно говорит, — поддержал Сергей.
Неугомонный Колька, с пьяной придирчивостью глянув на Сергея, покривил губы и безнадежно махнул рукой, мол, с тобой каши не сваришь. Но внял благоразумию, побрел обратно в избу, поддерживаемый под руку матерью.
На другой день, после бани, все-таки пошли к городским девчонкам. Сергею хоть и совестно было перед Татьяной, но Колькино подзадоривание возымело действие. «Что, я не могу шагу ступить без нее? — рассуждал он. — Не много приходится гулять, вот Колька уедет завтра, одному-то мне будет неповадно». С этим чувством разрешенного сомнения, в приподнятом настроении шагал он вдоль деревни, восхищая приятеля старательно наглаженными клешами. Колька тоже был во всем блеске: в хромовых сапогах, по уставу ему не положенных, в габардиновой гимнастерке, украшенной полдюжиной разных значков.
От кузницы гармонь привольно покатилась в поле, вниз к уснувшей реке и дальше, теряясь уже в бору. Несома посверкала слева и ушла в сторону, в потаенные заросли ракитника. Опять, как в то лето, когда Сергей гулял допризывником, теплая пыльная дорога вела рожью. Ни одним колоском
— Кажется, я тебе не говорил? — вспомнил Колька. — В этой гармошке, когда я выменял ее у Федулихи на молоко, оказался наган. Это ее сын Геннадий, наверно, спрятал.
— Рассказывал Ленька.
— Семизарядный, с барабаном, и патрон был один вставлен. Не удалось даже выстрелить — стибрили сопляки.
— В реке утопили его, наверно, уж напрочь соржавел. Чего жалеть-то? Милиция все равно отобрала бы.
— Дудки! Не то главное — патронов не достанешь.
В овраге перед Ефремовом попили из ручья, Колька обмахнул клочком подвернувшегося сена запылившиеся хромовики, попутно заметил, покоренный матросскими брюками:
— Клеши у тебя завлекательные. Сколько сантиметров?
— Тридцать два.
— Приду из армии, обязательно схлопочу такие.
Городские девчонки коротали вечер на лавочках под березами середь деревни, развлекались с желторотыми ефремовскими ухажерами, которые женишились раньше времени. А как заслышали гармонь да увидели Сергея с Колькой, так и воспрянули, засуетились, освобождая лучшее место гармонисту.
— Физкульт-привет от армии и флота! — бодро выкрикнул Колька.
— Мы думали, запропал наш Колечка, только наобещал прийти с гармонью, — по-свойски, как с давним знакомым, разговаривали с ним девчонки. Такой уж характер у него легкий.
— Слово — олово, заяц трепаться не любит, зря ушами не трясет. Еще вчера хотел присмолить, да вот приятель застопорил. А завтра утром надо отбывать.
— Давай, мы письмо накатаем твоему начальству, чтобы продлили тебе отпуск, мол, невесело без гармониста.
— Уж я бы вас повеселил!
— Коля, играй вальс! Умеешь?
Вальсы давались Кольке туговато, больше набил руку на деревенской «махоне», но никто не усидел, пустились танцевать. Сергей тоже подметал клешами вытоптанный пятачок луговины, кружась с бойкой черноглазой девушкой: в темноте было трудно разглядеть ее лицо. Часто сбивался, наталкивался на танцующих. Она терпеливо учила его;
— Свободней кружись, вот так, слегка на цыпочках: раз-два-три… Первый раз с моряком танцую, — словно бы гордясь таким случаем, продолжала она. — Ой, ты меня совсем на воздух приподнимаешь!
— Зато на туфли не наступлю.
— Надька, уступи на минутку кавалера: нам тоже надоело танцевать друг с дружкой, — шутили подруги.
Не обойден был вниманием и гармонист. Наверно, та самая девчонка, с которой Колька успел переглянуться дорогой, заботливо отгоняла от него комаров березовыми веточками. Другая пропела лестную частушку: