Колпак с бубенцами, или же Зависть. Гиперион. Падение Гипериона
Шрифт:
Тотчас бы отдал Бог, и день зажег,
И спасся бегством -- бегством в небеса...
Увы! Теченье суток торопить
Никто не властен -- даже божество.
И не зарделось утро: пресеклись
Рассветные приготовленья враз.
И пламенели крылья-близнецы
Вотще; вотще зияли широко
Восточные врата ночной порой.
Титан, который некогда был горд,
Неукротим -- согнул невольно выю
Под гнетом черных, тягостных годин.
И на
Меже, разъединявшей день и ночь, --
Простерся Бог, померк и простенал.
И свод небесный тысячами звезд
Глядел на Бога скорбно -- и Уран
Глаголал из космических глубин,
Торжественно и тихо молвив так:
"О сын мой! Сын пресветлый! Ты зачат
Землей от Неба древле, Чадо Тайн,
Что непостижны для самих же сил,
Тебя творивших! Огненный восторг,
Всемощный пыл, всевластную любовь --
Отколь, и кто нам это ниспослал?
А нашей страсти зримые плоды --
Божественные символы, во плоть
Облекшие невидимую жизнь --
Бессмертную, и сущую везде.
И в мире новом ты -- светлее всех,
Всех остальных собратьев и Богинь!
Борьба меж вами нынче, и мятеж:
Отцу враждебен сын. Я видел: пал
Мой первенец, развенчанный отец,
Меня -- меня!
– - моливший: "защити!"
Но был неотразим сыновний гром,
И я в туманы спрятал бледный лик...
Свою погибель чуешь? Неспроста,
Коль Боги не походят на Богов!
Я создал вас божественными встарь:
Суровы, строги, безмятежны, вы
Миропорядок божеский блюли.
А ныне стали страх, томленье, гнев,
И лютость вам присущи наравне
Со смертными, чинящими раздор
В юдоли бренной... Сын мой, это знак --
Прискорбный знак паденья и конца!
Но не сдавайся! Ты могуч и смел,
Ты -- горний странник, несомненный Бог!
О, дай отпор годинам тяжким, полн
Эфирной мощи! Я же -- только голос,
Безликий, точно ветер и прилив --
Как ветер и прилив, сыны стихий.
Но ты -- иной. А посему -- спеши
Опередить беду. Хватай стрелу,
Покуда лучник целится! Стремись
На землю: Крон спасения взалкал!
А я крылатый огнь оберегу
И буду небесам опекуном".
Вселенский шепот слыша, исполин
Восстал тотчас, и поднял к сонму звезд
Свой лик, раскрывши веки широко.
Уран умолк. Но, веки широко
Раскрывши, все глядел на сонмы звезд
Гиперион... А после, как ловец
Жемчужин, прыгающий с борта в хлябь,
Склонился Бог -- и с кромки межевых
Свинцовых туч беззвучно канул в ночь.
КНИГА II
В
Низринулся Гиперион стремглав,
А Крон и Тейя край узрели, где
Рыдала Рея, и Титаны стон
Вздымали. Слезы падали во мглу,
Стенанья глохли: яро грохотал
Незримый водопад, и горных рек
Незримых раздавался грозный рев --
И стонущий не слышал сам себя.
Скала скалу теснила, всяк утес
К соседнему склонялся, точно зубр,
Челом к челу встречающий врага:
Они смыкались в каменную сень,
Изгоям дав угрюмейший затин.
Сидевшему -- престолом был гранит,
Лежавшему -- постелью был базальт,
Иль сланец... И не все тут собрались:
Иной был в узах, странствовал иной.
Терзались Кой, и Гиг, и Бриарей,
Порфирион, и Скорбий, и Тифон,
И много прочих, грозных силой мышц, --
Терзались там, где каждый тяжек вздох,
И стиснутых зубов не разожмешь,
И ни один сустав согнуть нельзя --
Настоль вязка мрачнейшая среда,
Облекшая страдальцев -- лишь сердца
Трепещут и колотятся, гоня
Из жилы в жилу судорожно кровь...
Скиталась бесприютно Мнемозина,
Блуждала Фойба от луны вдали:
Бродяжить были многие вольны --
Но большинству пришлось ютиться здесь.
Застыли там и сям громады тел --
Не столь печально хмурое кольцо
Камней священных, древних кельтских глыб --
На пустоши, когда вечерний дождь
Заморосит в унылом ноябре,
Заброшенное капище кропя.
Но все крепились: ни глагол, ни жест,
Ни взгляд не выдавал ничьей тоски.
Давно и втуне ярость исчерпал
Поникший Крий, в осколки раздробив
Булатной палицей ребро скалы.
Но шею змия стискивал Япет
В огромном кулаке, -- а змий давно
И жало вывалил и, словно плеть,
Обвис, казненный -- ибо не дерзнул
Зевесу ядом в очи плюнуть гад.
И распростерся подбородком вверх
Страдалец Котт, а теменем -- в кремень
Уперся и, раскрыв беззвучно рот,
Вращал глазами страшно. Близ него
Стояла та, кого гигантский Каф
Зачал, и в лютых муках матерь Гея
Рожала -- ибо Азия крупней
Всех остальных рожденных Геей чад.
И мысль о достославных временах
Грядущих просветляла скорбный лик:
В поречьях Окса или Ганга храм
За храмом рисовала ей мечта,