Колыбель твоих оков
Шрифт:
Его глубокий взгляд касается моего лица.
— Не пытайся говорить. Тебе нужен отдых и сон, — успокаивающе добавляет он. — Я позову медсестру, чтобы дала тебе еще немного поспать.
Понимая, что меня сейчас опять усыпят, и ответов я так и не получу, я усиленно мотаю головой. Я надеюсь, он поймет, насколько важно для меня услышать ответы на все свои немые вопросы.
— Я буду рядом, когда ты проснешься, и расскажу тебе все, что знаю, — Эммануэль окидывает меня взглядом с понимающей грустной улыбкой, — обещаю.
И предательски нажимает
В палату почти сразу же входит пожилая, слегка полноватая медсестра. Эммануэль вкратце объясняет, что я мучаюсь от болей в горле. Естественно, бедная медсестра моментально поддается его обаянию и соглашается дать мне обезболивающее и немного успокоительного. Я до сих пор не могу привыкнуть к тому, какое влияние Эммануэль оказывает на всех людей.
Я демонстративно закатываю глаза — даже в такой ситуации он действует мне на нервы. Эммануэль замечает мою реакцию и, даже не пытаясь скрыть своего превосходства, нагло подмигивает мне. Постепенно мое сознание снова оставляет меня. Последнее, что я вижу, это не отрывающиеся от меня и улыбающиеся мне ярко-голубые глаза. Я проваливаюсь в этот ярко-голубой колодец все глубже и глубже, и больше ничего для меня не имеет значения.
Глава 16. Уязвимость
Как бы мне уже изрядно ни надоело быть «девицей в беде», но я не могу пожаловаться на то, как мне везет, что Эммануэль всегда оказывается в нужном месте. Когда я в очередной раз просыпаюсь, я тянусь к своим наручным часам, которые лежат на тумбе рядом с кроватью — в больнице с меня сняли все, и сейчас на мне только больничная рубашка. Час дня! К моему невероятному облегчению, чувствую я себя намного лучше: голова и горло болят уже не так сильно. Про себя я даже благодарю Эммануэля за то, что настоял на моем сне, но вслух я ни за что в этом не признаюсь.
Как только я погружаюсь в воспоминания о прошлом вечере, в палату входит Эммануэль, в его руках кофе и пончики, которые он любезно оставляет на моей тумбе. Мое сердце незамедлительно пускается в привычный пляс, и я благодарю Бога за то, что Эммануэль не может слышать мысли.
К моему огорчению, Эммануэль переоделся и выглядит, как всегда, чертовски привлекательно в белоснежной выглаженной рубашке с коротким рукавом и синих джинсах. Я же не умывалась и не принимала душ со вчерашнего утра, не причесывалась со вчерашнего дня и даже не видела себя в зеркале.
Я шумно сглатываю и пытаюсь присесть, но от долгого лежания все мое тело затекло.
— Как долго я спала? — решаю я нарушить молчание.
Я с радостью отмечаю, что хоть мой голос и хриплый, но говорить мне уже не так больно.
— И тебе доброе утро! — Эммануэль бросает на меня озорной взгляд, он явно в приподнятом настроении. — Ты проспала шестнадцать часов и выглядишь уже намного лучше. Как ты себя чувствуешь?
— Лучше, спасибо. Но я бы хотела отсюда уйти, — добавляю я чересчур быстро.
Реакция Эммануэля не заставляет себя долго
— Надо же. Я думал, всем нравятся больницы, — расплывается он в улыбке. — С этим, к сожалению, я помочь тебе ничем не смогу. Врачи сами решат, когда тебе можно будет уйти домой.
От слова «дом» по моей коже пробегают мурашки, самое последнее, чего я сейчас хочу — это оказаться дома одной.
— Где… что случилось с Рустерхольцем? — все же решаюсь я задать самый волнующий меня вопрос.
И в тот же момент жалею о том, что спросила. Эммануэль меняется в лице, и от бывшего веселья не остаётся и следа. Я ощущаю, как накаляется между нами воздух. Я вижу, как под рубашкой Эммануэля напрягается каждый мускул, и его взгляд из приветливого становится непроницаемым.
— Тебе не надо о нем больше беспокоиться. Он теперь моя проблема, — в его глазах блестит холодный огонь. В любой другой момент такая реакция Лорэна вызвала бы во мне паническую атаку, но только не сегодня.
— Он что… То есть, его не схватили? Он что, убежал? — я чувствую, как меня начинает бить крупная дрожь. От одной только мысли, что это чудовище бродит где-то рядом, меня охватывает озноб.
Видя мою реакцию на свои слова, Эммануэль приближается ко мне с явным намерением успокоить, но останавливается на полпути, и мое сердце замирает.
— От меня он никуда бы не убежал. Я оглушил его и вызвал полицию. Теперь он в окружной тюрьме, где ему и место, — и добавляет уже спокойнее: — Как я уже сказал, забудь о нем.
— Но меня же вызовут в суд. Я буду проходить свидетелем или потерпевшей, да? — мой голос явно дрожит от понимания того, через что мне еще придётся пройти. — А потом, потом его выпустят, да? Сколько лет дают за покушение на убийство, лет пять? Он все равно в итоге окажется на свободе?
— Совсем необязательно. До суда и тюрьмы дело может и вовсе не дойти. В камере с ним может случиться все, что угодно, — цедит Эммануэль ледяным тоном, от которого кровь стынет в жилах. — Живым оттуда можно и не вернуться.
— Я не понимаю, что вы имеете в виду, — мотаю я головой.
Наверное, я все еще сплю, или Эммануэль только что признался мне в своем намерении избавиться от Рустерхольца? В моих висках начинает пульсировать кровь, и я решаю, что не хочу знать ответы на свои вопросы.
— Послушай, — Эммануэль нерешительно, но все же подается вперед, отчего он оказывается ближе ко мне. — Мне очень жаль, что тебе пришлось пройти через это. Ты не имеешь никакого отношения к происходящему, ты всего лишь оказалась не в том месте, не в то время.
Странным образом именно эти слова ударяют по мне сильнее всего: Эммануэль, не зная того, практически дословно повторяет слова, сказанные Рустерхольцем во время нападения.
В моих глазах застывают слезы. Я не знаю почему, но на какой-то короткий промежуток времени мне даже стало казаться, что Эммануэль мне симпатизирует по-настоящему.