Колымские тетради

Шаламов Варлам Тихонович

Любви случайное явленье

Любви случайное явленье Смиренно чудом назови И не бросай слова презренья Вслед улетающей любви.

1966

Взад-вперед ходят ангелы в белом

Взад-вперед ходят ангелы в белом С неземным выражением глаз, Труп еще называется телом — В лексиконе, доступном для нас. И чистилища рефрижератор, Подготовивший трупы в полет, Петербургский ли это театр, Навсегда замурованный в лед. Распахнут подземелье столетья, Остановится время-пора Лифтом морга, как шахтною клетью, Дать добычу судьбы — на гора. Нумерованной, грузной, бездомной Ты лежала в мертвецкой — и вот Поднимаешься в

синий огромный Ожидающий небосвод. Вот последнее снаряженье: Мятый ситцевый старый халат, Чтоб ее не стеснились движенья В час прибытия в рай или в ад. И обряд похоронного чина, И нарушить обряда не сметь, Чтобы смерть называлась кончина, А не просто обычная смерть. И нужна ли кончина поэту, Торопливых друзей говорок, Заглушающий выкрики света От обугленных заживо строк. Нумерованной, мертвой, бездомной Ты лежала в мертвецкой — и вот Поднимаешься в синий огромный Ожидающий небосвод.

1966

Живопись [199]

Портрет — эго спор, диспут, Не жалоба, а диалог. Сраженье двух разных истин, Боренье кистей и строк. Потоком, где рифмы — краски, Где каждый Малявин — Шопен, Где страсть, не боясь огласки, Разрушила чей-то плен. В сравненье с любым пейзажем, Где исповедь — в тишине, В портрете варятся заживо, На странной горят войне. Портрет — это спор с героем, Разгадка его лица. Спор кажется нам игрою, А кисть — тяжелей свинца. Уже кистенем, не кистью С размаха художник бьет. Сраженье двух разных истин. Двух судеб холодный пот. В другую, чужую душу, В мучительство суеты Художник на час погружен, В чужие чьи-то черты. Кому этот час на пользу? Художнику ли? Холсту? Герою холста? Не бойся Шагнуть в темноту, в прямоту. И ночью, прогнав улыбку, С холстом один на один, Он ищет свою ошибку И свет или след седин. Портрет это или маска — Не знает никто, пока Свое не сказала краска У выбеленного виска.

199

Написано в 1967 году. Печатается полным текстом.

1967

В судьбе есть что-то от вокзала

В судьбе есть что-то от вокзала, От тех времен, от тех времен — И в этой ростепели талой, И в спешке лиц или имен. Все та же тень большого роста От заколдованной сосны. И кажется, вернуться очень просто В былые радужные сны.

(1960-е)

По старому следу сегодня уеду [200]

По старому следу сегодня уеду, Уеду сквозь март и февраль, По старому следу, по старому следу В знакомую горную даль. Кончаются стежки мои снеговые, Кончаются зимние сны, И тают в реке, словно льдинки живые, Слова в половодье весны.

1968

200

Написано в 1968 году в Москве. Одно из немногих моих стихотворений о смерти.

Нет, память не магнитофон [201]

Нет, память не магнитофон, И не стереть на этой ленте Значение и смысл и тон Любого мига и момента. И самый миг не будет стерт, А укреплен, как путь и опыт: Быть может, грозовой аккорд, Быть может, только слабый шепот. Услышанное сквозь слова И то, что видено случайно, — Все сохранила голова Предвестником для новой тайны.

201

Написано в 1968 году.

1968

Я тоже теплопоклонник [202]

Я тоже теплопоклонник Огня или солнца — равно, Я лезу на подоконник, Распахиваю

окно. Знакомая даль Ярославны Дорога, кривое шоссе, Раскопки в периоде давнем, Трава в непросохшей росе. Я жду новостей, как княгиня На башне когда-то ждала, Земная моя героиня На страже добра, а не зла. Но ветром захлопнуты рамы, И я наклоняюсь к огню — К печурке, где отсветы драмы, Ему я не изменю.

202

Написано в 1968 году в Москве.

1968

Не шиповник, а пионы [203]

Не шиповник, а пионы, Точно розы без шипов, Утвердят во мне законы Новых мыслей, новых слов. И приносит запах смутный Чьей-то жизни слабый тлен, Как мгновенный, как минутный И неотвратимый плен. Это голос отдаленный Незабытых дней, времен, Стон коленопреклоненный, Хорошо известный стон.

203

Написано в 1968 году в Москве. Тоже относится к стихам, где я как-то пытался вспомнить и фиксировать что-то важное для меня в горных пейзажах Колымы, о чем я еще не успел написать.

1968

Грозы с тяжелым градом [204]

Грозы с тяжелым градом, Градом тяжелых слез. Лучше, когда ты — рядом, Лучше, когда — всерьез. С Тютчевым в день рожденья, С Тютчевым и с тобой, С тенью своею, тенью Нынче вступаю в бой. Нынче прошу прощенья В послегрозовый свет, Все твои запрещенья Я не нарушу, нет. Дикое ослепленье Солнечной правоты, Мненье или сомненья — Все это тоже ты.

204

Написано в 1968 году в июне. Одно из важных для меня стихотворений.

1968

Три корабля и два дельфина [205]

Три корабля и два дельфина На желтый остров приплывут, При шторме девять с половиной Отыскивая приют. Они меняют дни на ночи, Берут концы вместо начал. И путь становится короче, И приближается причал. И волны, волны… Нет им меры. Три корабля, три корабля, Не каравеллы, а галеры Плывут по курсу января. И по Колумбову компасу — Не то зюйд-вест, не то норд-ост — Плывут Дежневские карбасы Под синим светом старых звезд.

205

Написано в Москве в 1968 году.

1968

На память черпнул я пол-океана

На память черпнул я пол-океана, Храню у себя на столе, Зажить не хотят эти ранние раны, Забыть о подводной скале. Давно б затянулись в просторе небесном, В космической высоте, Где резали воздух Галактики вести, Дрожа на магнитном щите. В простом, угловатом граненом стакане Найти я границы хотел, Предел бесконечного океана И бездны бездонной предел. И вы в разговоры о смерти не верьте, Там тления нет и следа. В стакане бурлит, утверждая бессмертье, Живая морская вода. А может быть, все это вышло из моды Стаканы, приметы, цветы, Игра или только игрушка природы Стихи эти, я и ты…

1968

Усиливающийся дождь [206]

Усиливающийся дождь Не нужен мне. И скоро высохнет чертеж Дождя в окне. И осторожные штрихи Его руки Как неуместные стихи — Черновики. Все ветра вытерто рукой, Стекло блестит. Ложится солнце на покой И долго спит.

1968

206

Написано в 1968 году в Москве.