Колючее счастье
Шрифт:
— Вот и поговорили…
— Ладно, забыли. Подумаешь, трагедия…
— Ну для кого как.
— Нет смысла в этих пустых разговорах. Поздно, Светик. Слишком много времени прошло, слишком много всего произошло. Да и ничего смертельного не случилось. Пережила тогда, а сейчас и подавно переживу. Пошли спать. Это был очень долгий день, и я хочу, чтобы он наконец закончился.
Женя нервным щелчком отправила ещё тлеющую сигарету куда-то в снег, тут же мысленно отругав себя за это. И оторвалась от стены, направляясь к входной двери, но Святослав не дал ей пройти мимо — схватив за локоть, внезапно притянул к себе. Первым её порывом было высвободиться, но Слава держал крепко, и пресёк слабую попытку.
— Тихо, Колючка. Тихо…
И
Сколько они так простояли? Минуту, час, год? Время застыло. Мир перестал существовать. Было только тепло, его тепло, к которому Женя припала, как жаждущий к источнику, которым не могла насытиться. И вдруг стало плевать на старые обиды, на все обвинения… на все доводы разума, все за и против. Она просто безвольно отдалась моменту, впитывая ощущения, что он ей подарил.
Да, чёрт возьми, её тянуло к этому мужчине! Всегда. Даже тогда, когда его годами не было рядом, и когда рядом были другие. Где-то в глубине души всё это время жили чувства, так и не угасшие, несмотря на время, расстояние и поступки. Тлели угольками, иногда согревая, но чаще больно обжигая…
Но… всегда было, есть и будет слишком много «но». И эти безобидные, казалось бы, объятия, эта маленькая слабость, которую она себе сейчас позволила, были максимумом. Евгения осознавала, что вряд ли пойдёт на сохранение каких-либо отношений со Славой, на продолжение общения… Видеть его, улыбаться, пытаться изображать дружбу, когда душа выворачивается наизнанку от того, что он принадлежит другой, — нет, не такого будущего она себе желает! И эти объятия, эта минутная слабость… Как глоток воздуха перед смертью, тот самый, которым не надышишься. Она просто на время окунулась с головой в ощущения, которые он ей подарил, наслаждаясь, запоминая, не в силах прервать их контакт, оторваться.
Но оторваться надо было. Пришлось. Иначе просто было нельзя. Высвободившись, Женя не позволила себе даже на миг взглянуть в глаза Святославу, боясь без остатка выдать себя, боясь увидеть в них то, чего видеть не желала. Она отвернулась и порывисто заскочила в дом, на ходу сбросила обувь и поспешила укрыться в своей комнате, за тонкими перегородками стен, дающих хотя бы иллюзию защиты от разрушительного присутствия этого человека в её жизни. И уже спрятавшись за закрытой дверью, прислонилась к ней спиной, выдохнула и зажмурилась, прогоняя воспоминания, нахлынувшее наваждение и непрошенные злые слёзы.
Оставалось пережить один день… И зачем она только согласилась поехать в этот чёртов магазин? Теперь придётся идти к Кедровым… Иначе можно было наплевать на всё и уехать сразу же, этим же утром, ещё до того, как братец и его кукла проснутся и спустятся вниз. Чтобы не встречаться с ним, чтобы снова не изображать дружелюбную нейтральность, зная, что сам Святослав видит её насквозь, чувствует каждый грамм фальши. И при этом продолжает притворяться сам, сдувая пылинки со своей невесты. Что за театр абсурда?! Зачем эта игра?
А ещё и Лара с её откровениями… Лучше бы Женя оставалась в неведении того,
Евгения тщетно пыталась унять лихорадочно заходящееся сердце. Навести порядок в путающихся мыслях… Найти рациональное решение, понять, как быть дальше.
Нет, завтрашнее бегство будет слишком кричащим — и она никому не доставит такого удовольствия! Больше не будет обнажать свою душу, хватит. Она возьмёт себя в руки, она снова будет весела и приветлива, словно ничего не случилось, словно не было сегодняшних ночных разговоров. А уже послезавтра, спокойно и не вызывая подозрений, укатит восвояси, перевернув последнюю страницу их истории, дописав её наконец до логической точки. И пусть Лара даже не надеется, что Женя снова наступит на грабли и поддастся обаянию человека, который ради реализации своих планов на будущее когда-то втоптал её наивную искреннюю привязанность в грязь. Святослав ведь не просто предал её чувства тем летним вечером, он не просто переспал с Лисой, находясь в невменяемом состоянии. Нет! Он сделал это намеренно, даже демонстративно. С трезвым расчётом. Он знал, он видел, что Женька наблюдает за их с Лисицыной игрищами… Знал о её девичьей ревности, знал, что она не сможет не проследить, что обязательно пойдёт за ними… Жёг мосты, да.
Жёг, да так и не сжёг до конца…
35
35
Утро следующего дня началось для обитателей дома Загорских ближе к полудню, и было самым обыкновенным утром первого января — расслабленно-сонным, сытым и ленивым.
Во второй половине дня все женщины в доме припали к экрану телевизора в гостиной, удобно устроившись на диване и креслах. Транслировали старый добрый фильм, немного наивный, но бесконечно трогательный. И, как оказалось, любимый всеми без исключения — даже Лиза, и та оказалась поклонницей старинного шедевра польского кинематографа. Женя уже и не помнила, сколько раз она смотрела историю жизни профессора Вильчура*, казалось, она знала каждую реплику актёров наизусть, но кино будто обладало магической силой — даже случайно, краем глаза выхватив любой момент из фильма, оторваться от него уже не представлялось возможным. Так и произошло — бесцельно перещёлкивая каналы от скуки, Женька вдруг остановилась, увидев на экране знакомые лица героев, и опустила пульт, как заворожённая следя за историей, происходящей в далёкой Польше начала прошлого века… А вскоре к ней присоединилась и Лариса с чашкой чая в руках, а вслед за ней — и Елизавета.
Картина, которую застал спустившийся вниз Святослав, заставила его умилиться и незло посмеяться над женщинами.
На экране молодой пан Чинский, давно и безвозвратно похоронивший в мыслях хорошенькую Марысю и уже было собравшийся последовать за ней, упал пред оказавшейся в живых невестой на колени, роняя к её ногам сотни срезанных в оранжерее роз, что вёз ей на могилу…
Женщины дружно хлюпали носами.
Женька, сколько себя помнила, никогда не могла сдержать слёз на этом моменте. И, судя по всему, не только она — и Лара, и Лиза также сидели с влажными красными глазами, из которых в любой момент могла сорваться крупная слеза.
— Коммунальные службы города оказались не готовы к внезапным январским паводкам, наступившим в результате показа древней мыльной оперы по одному из федеральных телеканалов… — вещал Слава, падая на подлокотник кресла, в котором всё это время сидела его невеста.
— Ты, — смеясь, она легко стукнула его диванной подушкой, что держала в руках, — чёрствый сухарь!
— Эх, ничего ты не понимаешь, сынок!
— Держи своё ценное мнение при себе, Светик!
Они произнесли это одновременно, разом накинувшись на Святослава, который, сдаваясь под таким напором, поднял руки, показывая ладони. А потом переглянулись и, сквозь ещё не высохшие слёзы, громко и весело стали смеяться над собой и ситуацией в целом.