КОМ 5
Шрифт:
— Помню. А ещё помню, как кое-кто — не будем показывать пальцем — на прошлом слаживании опростоволосился.
Ишь ты! Будут ещё на нас наезжать!
— Ладно. Это истинная правда. Но того ты не знаешь, что некоторые — некоторые! — Иван поднял палец вверх, — зачастую ставят на тёмных лошадок. Коэффициенты слишком выигрышные. Так вот. Некоторые поставили тогда на то, что экстерн выиграет. И ты помнишь, чем это закончилось.
— Ага, мармеладом от Смирновых. Очень жёстким.
—
— Она так и сказала: «Коршунов в первый же день учёбы практически повторит свой прошлый первый день». А я ей говорю: «Дорогая, ну должен же он учиться на своих ошибках?» А она мне: «Дорогой, в Коршуне я не сомневаюсь! Он — молодец! Но я так же не сомневаюсь в идиотах с экстерна!» — Серго мечтательно улыбался.
— Ну и чего ты-то сияешь аки солнышко?
— Она поставила на кон возможность без всяких споров выбрать первое имя. Это, брат, дорогого стоит!
— Ну если так, постараюсь помочь тебе выиграть!
— Э-э! А мы? — подскочил Пётр. — Как же мы? Я на такие деньги забился с нашими…
— В смысле «с нашими»? — Чего-то мне это было совершенно непонятно.
— С пятикурсниками. Если ты не в теме, сообщаю. У некоторых здесь присутствующих Коршунов есть негласный клуб поддержки. Началось всё с прошлой дуэли, потом феерическое выступление на слаживании, потом свадьбы… Да один летающий слон… Ну и подвиги твои на Ледяном мосту тоже… Короче, у нас тебя помнят и любят. Ну а уж я, в силу своих скромных возможностей, обновляю информацию о тебе среди желающих.
— Илюха, он такие басни про тебя рассказывает, мама моя, — хохотнул Иван. — И самое главное, этому балаболу верят!
— Вот вы гады! — не выдержал я.
— И мы ещё гады! — возмущённо взмахнул руками Витгенштейн. — Вы знаете, господин сотник, сколько мы по вашей милости проиграем?
— Неужели больше десяти рублей? — картинно удивился я. — Сожалею, сожалею… Но, — я сделал максимально светский вид, на который был способен, — право на выбор имени — согласитесь, братцы, это важно. Придётся вам перетерпеть.
— Вот, понимает человек! — довольно осклабился Серго.
Официант мелькнул тенью и споро выставил передо мной и Дашковым заказы, так же стремительно исчезнув.
— С другой стороны, ещё и не вечер, — я с удовольствием принялся за борщ. — Кстати, господа, на случай, если дуэль всё-таки случится, кто из вас готов стать моим секундантом?
— Я!!! — разом подняли руки Сокол с Витгенштейном и повеселели. Серго тут же перестал улыбаться:
— А что, есть предпосылки?
— Пока не знаю. Что характерно, все опять страшно рады меня видеть.
— Э-э-э, а можно я? Секундантом? — неуверенно спросил Дашков. — Никогда не был, знаете ли.
— Уверяю вас, князь, — Петя с гораздо большим энтузиазмом, чем ранее, принялся за свою порцию, — если дело дойдёт до дуэлей, мест хватит всем.
За
Три весёлых князя демонстративно рассматривали что-то в противоположной стороне. Процессия пропылила мимо, и Дашков восторженно спросил:
— Господа, вам тоже претит с ней здороваться?!
— Так! — я расправился с борщом и подвинул к себе бефстроганофф. — Кто-нибудь объяснит мне, что происходит? Михаил? Вы же обещали.
— Ах, да! История, исполненная драматизма. Во всяком случае, для меня.
Сокол удивлённо поднял бровь.
— Ах, нет, не думайте, что я страдаю от неразделённой любви, Боже упаси! Нет, я страдаю, конечно, но более от любви к свободе. Это, верно, беда всех огненных магов.
— А-а, так вы этот Дашков! — сообразил Витгенштейн. — Чрезвычайно одарённый огневик!
— Спасибо, господа, но если верить нашему преподавателю, пределов совершенства мне вряд ли достичь. Во всяком случае, стакан сока я себе охладить могу.
— Ну, знаете! — не согласился Петя. — Это уже кокетство! Как по мне, входить в первую сотню не сильно хуже, чем в первую двадцатку.
— Ого! — сказали мы с Серго хором.
— Спасибо, господа, — Дашков слегка прижал руку к груди, — но обратная сторона… м-м-м… способности — она налицо. Крайняя неусидчивость. Внутри, понимаете, натурально кипит энергия. Требует выплеска. Иногда настолько, что приходится выбегать на переменах, выбрасывать…
— А я думаю — что за протуберанцы мимо окон нашей аудитории нет-нет да и пролетают? — хохотнул Сокол.
— Да, это моя вынужденная мера. Прошу простить, если причиняю неудобства.
— Пустяки, право! — отмахнулся Сокол. — Так что с Юсуповой?
— А это Юсупова была? — удивился я.
— Княжна Элеонора, собственной персоной, — кивнул Серго. — А вторая — баронесса Курагина, Мирелка.
— Именно, — согласился Дашков. — Вся суть драмы в том, что на нашем курсе более нет в этом году девиц. Только вот эти две особы.
Серго фыркнул:
— Полагаю, Юсупова с первого дня поставила себя особым образом?
— Верно полагаете. Надо ли объяснять, настолько это богатый род?
— И Эля — единственная наследница, — понимающе хмыкнул Пётр. — Завидная невеста.
— Именно так, господа. И вот уже полгода я вынужден наблюдать за всеми перипетиями сей матримониальной драмы. Довольно быстро Элечка поставила себя так, что за ней таскается хвостом практически вся группа за исключением пяти-шести наименее перспективных женихов, которых они милостиво скинула Миреле. Включения в этот круг избежали лишь двое. Я, поскольку сочтён шутом гороховым. И Ростислав Жуковский, наш отличник. По-моему, он вообще не заметил, что происходит.