КОМ 5
Шрифт:
— А вы не зарываетесь, ваше сиятельство? Честь дворянская — она одна на всех, так же как кровь одного цвета у всех людей — кр-р-расная! — последнее слово выскочило с отчётливым отзвуком рыка.
Что-то мне этот разговор стремительно переставал нравиться. Мутные угрозы эти, да и встали оба молодых Тышздецких так, словно отрезают мне возможность к ретираде. Интересно будет на них посмотреть, если я прямо сейчас облик приму. Не обгадятся?
А давай?!
Возможно,
Графья от прорвавшегося рыка слегка отшатнулись, но тут уж — верно, видать, Петя говорил — гонор застилает разум.
— Вы забываетесь! — нервически воскликнул старший Тышздецкий, покрываясь красными пятнами. — Не знаете своего места! Кто вы — и кто мы!
— Я так думаю, что если разговор пойдёт в таком ключе дальше, мне придётся дуэлировать и с вами тоже. Эта беседа не даст вам ничего, на что бы вы там ни рассчитывали.
— Подождите… — в разговор вкрадчиво включился «канцелярская крыса». — Господа, не стоит ругаться. И для обид пока, — он выделил последнее слово, — тоже нет причин. Господин Коршунов, выслушайте сначала наше предложение.
Он убедительно посмотрел на графа, тот, скривясь, кивнул.
— Мы предлагаем вам некоторую сумму. За отказ от дуэли и последующие извинения с вашей стороны.
— Чего-о?! — Боюсь, последнее слово я высказал несколько более громко, чем положено в простой беседе. — Вы в своём уме?
В разговор встрял один из сыновей:
— Казак, ты не бессмертен! И твои родные тоже по земле ходят!
— Нет желания быть следующим, после старшего братца? — я понял, что добром этот разговор явно не закончится. Ядрёна колупайка, Сокол, ты хотел, чтоб я помножил на ноль этих графьёв польских — так они же сами в очередь лезут, на головы друг другу наступая! — Так смотри внимательней…
И только я собрался треснуть ладонью графёныша, как:
— Вах, дорогой, что у тебя тут происходит? — Раздвинув молодых Тышздецких, в наш круг вклинился Багратион и опёрся локтем на подоконник рядом со мной. А за спинами поляков остановились трое пятикурсников и Дашков.
— Молодой человек, не влезайте без надобности в чужие дела! — Старик явно не собирался менять тон.
— Э-э, такой старый, и такой невоспитанный… — Багратион покачал головой, неодобрительно выпятив губу. — Коршун, кто это, расскажи? — он явно развлекался. Ему нравилось! В кои-то веки не Петя и не Иван были главными героями скандала. И, судя по побагровевшим рожам поляков, раскачивать ситуацию Серго прекрасно удавалось.
Я намеренно перешёл на официоз:
— Эти трое — граф Тышздецкий с сыновьями. Право, оно не стоит внимания, князь… — я выделил «князя», и Багратион сходу уловил этот нюанс.
— А-а-а, так это те-е-е Тышздецкие? У которых ты сына сегодня убьёшь?
Глаз старого графа при этом заявлении заметно дёрнулся.
— Да там как бы и этих не пришлось… Предлагали некую сумму денег, чтоб я перед их старшеньким публично извинился, можешь себе представить.
Багратион
— Значит, оскорбляем моего друга?
— Нет-нет! — вылез вперёд поверенный. — Нас просто неправильно поняли!
— Ты вообще кто такой?
Поверенный не успел раскрыть рта, как я решил подлить масла в огонь и наябедничал:
— Представляешь, Серго, семье угрожали.
— Вах! Как интересно, и кто же этот несчастный, что лейбфрейлине великой княгини Марии угрожает? Дорогой, ты можешь уступить мне право вызвать его на дуэль, а? И заодно на похоронах сэкономят, тела-то не останется…
— Что вы себе позволяете? — по-моему, младшие Тышздецкие таки ещё не поняли, с кем они разговаривают. А вот старший резко помрачнел и повернулся, бросив:
— Войцех, Штефан. Мы уходим!
— Ой, как грубо-о, — протянул Дашков, прямо в грудь которого упёрся граф и попытался его отодвинуть. — Что ж вас в Польше-то вежливости не учат? Может, тут поучить?
— Да ты ещё кто такой? — Похоже, графской терпелке стремительно приходит кабздец.
— Князь Дашков, Михаил. Имел честь вчера дуэлировать с вашим сыном в том числе. И почему-то ко мне, — он оглянулся, словно призывая окружающих в свидетели, — у Сигизмунда претензий нет. Удивительно!
— Ваше сиятельство, — поклонился Тышздецкий Дашкову. — Ваше сиятельство, — продублировал он поклон Багратиону, — не имел чести быть представлен…
— Багратион Серго, — скупо отрекомендовался тот.
Поляк забегал глазами, перестраиваясь:
— Мне кажется, мы все были введены в заблуждение крайне недостоверной информацией о случившемся… Позвольте мне…
— Не позволю! — перебил его Серго. — Приходят, хамят, угрожают… Ты представляешь, Михаил, они говорили, что хотят лишить меня ежеутренних штруделей!
— Возмутительно! — улыбаясь, поддержал его Дашков. — А кофе с перцем? А возможность почитать поучительные книги?
— Какие штрудели, какие книги? Вы что издеваетесь? — прорвало одного из сыновей, кажется, Штефана.
— Свежие, восхитительно свежие штрудели, милейший, — ехидно ответил Дашков. — А что, у вас монополия на оскорбления?
— Какие оскорбления? Вы о чём? — пошёл тот на попятную.
— Угрожать моему другу! — рубанул Багратион. — По-моему, это — оскорбление меня любимого!
Старый граф поднял руки вверх:
— Стоп, господа, стоп! Это всё какое-то громадное недоразумение. Мои попытки спасти от дуэли моего сына, уж простите старика, вылились в это вот позорище. Сыновья — молчать! От лица рода Тышздецких я приношу свои искренние извинения его сиятельству Дашкову, его сиятельству Багратиону и их другу, господину Коршунову. Искренне надеюсь, что эта нелепость будет забыта…
Михаил и Серго переглянулись.
— Мы принимаем ваши извинения, граф, — церемонно ответил Багратион. — Надеюсь, в дальнейшем подобного не повторится, да?