КОМ 5
Шрифт:
Лекция прошла на редкость спокойно. Никаких тебе летающих записочек, никаких покашливаний или глупых разговоров шепотком, которые весь вчерашний день с назойливостью мухи царапали и раздражали звериный слух. Юсупова сидела, как примороженная. То ли слова мои переваривала, то ли (в кои-то веки!) задумалась о чём. Может, её так процесс думанья поразил?
Я ожидал, что на следующей перемене князь Дашков не выдержит и продолжит разговор. Чего уж он там выспросить хотел, я точно не знал, но догадывался. По-любому, про Боброву спрашивать будет и про этого, пень горелый, «свадебного
Но Михаил сидел, молчал и тоже о чём-то сосредоточенно думал.
Зато Юсупова, как только разблокировали двери, поспешно вышла, раздражённо попросив потащившийся за ней хвост не сопровождать её. И не вернулась.
Мне было совершенно индифферентно, куда она там пошла. Мало ли? Может, девку от расстройства прослабило? Но группа воздыхателей возбудилась — считай, вся почти группа. Всю следующую лекцию они драматически вздыхали, многозначительно кряхтели, сверлили меня глазами и меж собой переглядывались. И довели нервозность в аудитории до такого состояния, что чувствительный Дашков начал слегка искрить. Наш алхимик, впрочем, не растерялся, а, пользуясь этакой оказией, вызвал Мишу к доске и с его помощью провёл какие-то особенные энергоёмкие опыты.
Направляясь на обед, я почувствовал, что новость об очередной дуэли распространилась по всему университету. Мне подмигивали, кивали, останавливались, чтобы сказать что-нибудь оптимистическое в поддержку, и показывали издалека подбадривающие жесты. Тотализатор, поди, уже вовсю раскочегарен.
А в столовой за привычными сдвинутыми столиками сидели всё те же лица. Сокол, что вовсе для него нехарактерно, был погружён в какие-то мрачные думы.
Я сел, не обращая внимание на вопрошающие Петины взгляды, невозмутимо дождался официанта и уже после того, как мне принесли заказанное, спросил у Ивана:
— Теперь твоя душенька довольна?
Он посмотрел на меня непонимающе:
— Ты о чём?
— Сокол, можно подумать, тебе не доложили? После учёбы у меня дуэль с Тышздецким. Поляк требовал до смерти.
— Не-ет, никто ничего не докладывал, — растерянно протянул Иван. — Я вообще только приехал. А как же запрет на территории?
— А мы — за. За заборчик выйдем, и вся недолга. Сокол, ты чего — внезапно поглупел? Мне командир сказал: «Илья, убей поляка», — вот Илья и пошёл выполнять!
— Ты реально так сказал? Иван Кириллович? — с восхищённым удивлением спросил Дашков. — Я тоже такого друга хочу! Сказали: «Иди убей», — он пошёл, обалдеть!
— Да врёт он! Не так всё было! — Иван аж подскочил со стула.
— Ся-ядь, на нас оглядываются! — Витгенштейн тоже сам на себя не походил. Угрюмый, и какие-то мысли гоняет. Что, блин горелый, случилось-то?
— Да мне всё равно, пусть смотрят! — взвился Сокол.
— Это понятно, что всё равно, — я внимательно посмотрел на него, — но всё-таки сядь. Иван, допустим, я его убью… Да не вертись, всё в руке Божьей! Ты понимаешь, что этого совсем не достаточно? У старшего Тышздецкого три сына. Да две дочери до кучи. Мне всех их по очереди на дуэли поубивать?
Сокол сел, продолжая хмуриться:
— Ты, главное, Сигизмунда достань. А там я уже кое-что придумал.
— И что ты придумал?
— Ой, отстань! Можно подумать, у тебя одного голова варит! — Иван допил компот и встал. — Хотя… Если есть желание поучаствовать — пошли.
И они с Витгенштейном удалились, чуть не бодрой рысью. Морды мрачные, как у заговорщиков — куда деваться!
— Нет, ты видел, а? — Серго отложил шампур шашлыка. — Я же не доел!
— А вас, князь Багратион, и вас, князь Дашков я бы попросил оказать мне честь стать моими секундантами.
— Э-э-э, брат, о чём речь! Щас покушаем и быстренько условия обговорим, хорошо?
— А ты? — Я спросил у Михаила.
Он торопливо прожевал кусок мяса.
— Я — конечно! Я только за, — он запнулся, — только у меня опыта никакого нет.
— У меня займёшь, я в стольких дуэлях секундантом поучаствовал, вах! — Серго хлопнул Михаила по плечу.
— Вот и хорошо. — заключил я.
На третью-четвёртую пару Юсупова так и не явилась. Подружайка ейная, баронесса Курагина, только обеспокоенно озиралась, по-видимому, совершенно не понимая, что делать и как себя вести в отсутствии старшей товарки. Да и хрен бы с ними.
ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЁРТОЕ…
Когда лекции закончились и студенты шумной толпой вышли из аудитории, мне в коридоре заступила дорогу странная группа. Четверо мужчин. Богато, но как-то чуждо одеты. Европейцы? Лица холеные, спесивые. Трое, видимо, родственники — двое молодых и один кряжистый старик. А четвёртый напрашивался на прозвище «канцелярская крыса». Убей — не знаю, почему.
— Илья Коршунов? Сотник Иркутского казачьего войска?
Старик цедил слова, словно быть казаком — это оскорбление.
— Так точно. С кем имею…
— Граф Тышздецкий. Это мои сыновья и поверенный.
— Чему обязан? — я поймал себя на мысли, что разговариваю с ними, как если бы с Хагеном в бою переговаривался — короткими, рублеными фразами.
— У нас к вам небольшой разговор и несколько вопросов. — Старшего Тышздецкого моя манера разговора, видимо, совсем не смущала.
— Слушаю вас.
— Для начала, давайте отойдём к окну и не будем никому мешать.
— Извольте.
Мы подошли к окну, старик положил на подоконник руку, задумчиво посмотрел в окно и спросил:
— Господин сотник, вы намеренно преследуете моего старшего сына?
От неожиданности вопроса я даже усмехнулся.
— Ни о каком намеренном преследовании речи и быть не может. Оба раза именно ваш сын нарывался на скандал и вызывал меня на дуэль.
— Вот как? — Граф кинул на меня мрачный взгляд. — А у меня есть другие сведения… Но допустим. И всё равно остаётся вопрос: кто вы такой, чтобы бросать вызов графам Тышздецким? Сотник из деревни под Иркутском? Даже если у вас имеются высокие, — он дёрнул бровью, — покровители, вы должны понимать, что рано или поздно высокородным надоест игрушка…