Ком 6

Войлошников Владимир

— Ну вы дали! То военный пассажирский, а у нас — транспортник, спасибо ещё, что не гражданский, тот вдвое медленнее ползёт.

— А можно ли это увидеть на карте?

— Сейчас узнаем. Любезный! — окликнул я одного из матросов. — А что, братец, нет ли у вас на борту карты полётов? Гости немецкие интересуются.

— Извольте обождать, узнаю, — и спустя пять минут мы уже держали в руках большую складную карту с отмеченными на ней пунктирами транспортных трасс.

— Мы с вами примерно вот здесь, — ткнул

в точку я.

— Но это же не Российская империя?

— Нет, Монголия. Дружественные территории. Если чисто над русской землёй идти, крюк в сторону пришлось бы делать. Ещё часа на три дольше.

— А где же Байкал? — полюбопытствовали немцы.

— Это надо чуть развернуть, — я расправил карту шире, показал: — Вот он, Байкал. А вот тут, за Байкалом, Иркутск.

— А где есть Москва? — со странным напряжением уточнил Фридрих. — Москва я бывать! Э-э-э… курьер. Быстро. Фир штунден.

— Четыре часа, — перевела Эльза.

— О-о, Москву увидеть — надо дальше разворачивать, — теперь нам с Фридрихом пришлось держать карту вдвоём. — А если Вену хочешь или Берлин — так там с краю ещё отогни, на том отвороте Европа.

Немцы некоторое время смотрели на развёрнутое на бумаге пространство, переводили взгляды с Российской империи на Европу и обратно. Кажется, на них русские масштабы произвели несколько гнетущее впечатление.

— Ладно, вы можете предаваться созерцанию, а я спать!

Пока есть возможность, отчего не выспаться?

Прогнозы мои относительно погрузки-разгрузки сбылись, вылетели мы из Читы поздним утром, а в Иркутск прибыли уж вечером, часам ближе к шести.

— Ваша светлость, герцог Топплерский? — спросили меня на выходе из дирижабля, у пассажирского трапа. Чуть не вздрогнул опять от неожиданности. Герцогство это дурацкое, будь оно неладно!

— Он самый! — сердито обернулся я. Сам подумал, что резковато и сам же себя одёрнул: — Это я, что вы хотели?

— Для вас заказана машина! Пожалте вот сюда, под навес, сейчас подгонят.

Интересно, кто сподобился? По-любому, Петя, он в таких делах ловок да находчив, всё знает, всё помнит.

Чёрная «Победа» остановилась возле нас, поблёскивая мокрыми стёклами. Надо будет Петю поблагодарить. Дождь в Иркутске, хоть и летом — не самая приятная погода, а ведь пришлось бы по лужам шлёпать, экипаж ловить.

— Желаете в гостиницу? — предупредительно уточнил распахивающий дверцу шофёр.

— Желаю в деревню Карлук. Ближе подъезжать будем, покажу.

СЕМЕЙНЫЙ СОВЕТ

Двор наш, несмотря на дождь и вечер буднего дня, оказался весь заставлен машинами и экипажами. Три узнал, а вон та машинка чья — понятия не имею…

— Осторожно, дерево от дождя скользкое, — предупредил я дойчей насчёт покрытия двора, вымощенного по обычаю листвяком, и вперёд них направился к крыльцу.

Начал

подниматься — как раз женщина, что я родителям по хозяйству нанял помогать, навстречу выглядывает:

— Ой, Илья Алексеич! А я думаю: кто ещё подъехал?!

— А у нас кто?

— Да все собрались! И сёстры ваши все с мужьями, и дядья пришли, и даже Серафимы Александровны папенька! Экие новости, волнуются ж все!

— Какие-такие новости? — слегка встревожился я.

— Так письма! Серафима Александровна всем прислала, а маменька ваша испугалась, не случился ли с ней нервный срыв, от чрезмерных-то нагрузок. Вот…

Так-так, похоже, маман спешно собрала семейный совет. И тесть здесь. Тем лучше!

— Так, Фрося, проводите-ка господ Фридриха и Эльзу в гостевые комнаты, чаю горячего подайте с какой ни есть выпечкой да покажите, где у нас удобства, а я к родителям пойду. Они где?

— А где и все ж! В большой гостиной!

— Спасибо!

Я ещё раз тщательно протёр сапоги и побежал вверх по лестнице.

Дверь в гостиную стояла приоткрыта.

— Я, дамы и господа, на самом деле очень переживаю, — говорил Серафимин отец. — Она ведь у меня как цветочек в теплице росла. Ни забот, ни тревог не знала. А тут — лейбфрейлина, виданное ли дело! Это же такая ответственность! А трое малолетних детей! И двух месяцев не проходит с последних родов — муж уходит на фронт. Вы читали сводки? Жестокость японских войск — это же ужас, что такое! Немудрено, что у неё могли сдать нервы.

Я прям представил, как он скорбно качает головой.

— Нервы нервами, — озабоченно вступила матушка, — а вот это вот что? — зашуршала бумага, и маман попросила: — Читай, Алёша, у меня руки трясутся.

— Мама, выпейте чайку успокоительного, — расстроенно попросила Лиза.

— Да погоди-и! — отмахнулась маман, а батя размеренно зачитал:

— «Сообщаю вам новость, в которую я и сама не сразу могла поверить. Кайзер Германской империи даровал Илюше герцогский титул и землю. Правда, замок маленький, раза в три меньше нашего дома в Карлуке, но настоящий. И Маша (то есть Великая княгиня Мария) сказала, что мне отныне не по чину быть её лейбфрейлиной, раз уж я стала герцогиней Топплерской, но мы всё равно останемся подругами…»

— Вот что это? — не выдержала маман. — Может, её из лейбфрейлин попросили, так она с расстройства такого себе навыдумывала?

Всё! Пожалуй, хватит слушать.

— И ничего она не навыдумывала! — объявил я, входя в гостиную.

— Ой, Ильюша! — обрадовалась маменька и кинулась мне на шею.

Некоторое время было очень шумно, я всех приветствовал, обнимал, жал руки. Наконец все снова расселись.

— Так, Илья, — отец улыбался, но всё ещё немного тревожно, — что за история с Топлерами этими? Рассказывай!