Ком 6

Войлошников Владимир

— И как их выбросить?

— Не знаю…

— Вот и буди.

СДАЧА

Переводчик пришёл в себя и принялся озираться по сторонам, не обращая внимания на стянутые верёвками руки. Увидел Айко, залопотал по-своему.

— Именно, госпожа Айко, — ответила она по-русски, — ты не ошибся, голубчик. Но будем вежливы и станем говорить на том языке, который мы понимаем все трое. Сейчас я, видишь ли, немного занята, — в этот момент она деловито стягивала руки очередному генералу, — так что ответь господину Илье на все вопросы, которые он захочет задать. Правдиво

ответь. Ты же не хочешь, чтобы мне вдруг пришло в голову тобой поиграть?

Переводчик страшно побледнел и вытянулся передо мной, выпучив глаза:

— Готов ответить на все вопросы!

— Эт ты молодец, — похвалил я. — Рассказывай давай, какая тут у вас сигнальная система для связи с мелочью, что под ногами топчется?

— Для оповещения о появлении нового сигнала используется ревун, одновременно с ним вывешиваются флаги.

— И как это делается?

— Вот, пожалуйста, господин, — переводчик коротко поклонился и указал на противоположную стену: — вон тот пульт! Большая жёлтая кнопка — ревун. А рычажки — флаги. Одновременно можно подать до трёх сигналов.

— Ну пошли, разберёмся.

В глазах пестрело от красок — над каждом рычажке висел соответствующий ему флажок. Поразительным оказалось, что набор флагов у японцев был практически такой же, как и у нас, а значения — все другие. Да уж, без переводчика мы бы нагородили.

— Значицца так. Давай, жми ревуна и выбрасывай: «стоп машинам», «прекратить огонь» и белый. И без дураков мне. А то заставлю свои же потроха жрать.

Подошла лиса и молча остановилась рядом, улыбаясь. И её он, по-моему, боялся гораздо сильнее, чем меня.

Переводчик громко сглотнул и выполнил требуемое.

Ну и ревун у них был — что надо! По размеру «Кайдзю», прямо скажем. Насколько нас прикрывали бронированные стены и мощные стёкла — так всё равно сюда пробило.

Я смотрел на дрожащую руку переводчика. Флажок в повторяющихся косых жёлто-красных полосах — всем стоять. Косой чёрный крест на голубом фоне — прекратить огонь. И белый без пометок — это как у всех, сдача. Сражение проиграно.

— Вот и славно. Сядь вон туда, будешь жить. Айко, ты пленных-то малехо в себя приведи, а то головой скорбные никакому начальству они станут не интересны.

— Ага, я живо!

— Только этого парня тоже к стулу привяжи, что ли, а то больно рожа у него безумная сделалась, не нравится мне. Дёрнет ещё за что-нибудь, в мечтах уйти красиво.

— Сядь прямее! — велела лиса переводчику и живо примотала его к спинке стула. И бантик позади завязала. Откуда она только эти верёвки берёт?

Командирскую рубку окружало полукольцо бронированных окон. Сквозь них, хоть и с некоторыми искажениями, было видно, как постепенно останавливается бой, как замирают одна за другой японские машины, и из их распахивающихся люков выбрасываются белые тряпицы, вылетает личное оружие.

Но некоторые в горячке боя не видели и не слышали ничего, продолжали бежать, стрелять, рубиться… Я нахмурился и сходил ещё раз нажал на ревуна, подержал как следует. Вернулся к наблюдению.

Ну, почти всех проняло.

Единственное, вон там, в бывшем уже изломанном лесочке, целой кучей толкутся. Никак, на одного нашего наседают? А вокруг порублено-то сколько! Не разберёшь — и наши, и японцы! Цельные горы громоздятся! Судя по суетливой ажитации япов, которые так и не услышали сигнал, наш ещё сопротивлялся, и они во что бы то ни стало стремились его добить. Со всех сторон бежали уже русские шагоходы — но успеют ли?! Я вцепился в приборную панель, не замечая, что когти оставляют в ней глубокие борозды:

— Айко! Ещё раз ревуна нажми!!!

— Ага! — она ткнула кнопку и подбежала ко мне. — А кто там? Ой, это же «Пантера»?! Наша «Пантера»?!

Да, взгляд мой был так примагничен к сражающейся группе, что я не заметил, как со стороны подскочила «Пантера» и наотмашь рубанула ближнего к ней «Досана», отсекая манипулятор, круша кабину…

С другой стороны подлетел «Архангел» и снёс ещё одного, и в открывшемся просвете я увидел «Святогора». Соколовского «Святогора»! Его великокняжеский герб ни с каким перепутать невозможно! «Святогор» лишился одной опоры, но стоял, оперевшись обрубком о большой валун — такое, пожалуй, только с Ивановой ловкостью было возможно. Кабина его была расколота, магический щит над ней дрожал и едва держался.

— Айко!

— Я туда! — воскликнули мы хором.

— Как хочешь, а парни должны выжить!

Со всех сторон подоспели ещё шагоходы, и сражающаяся группа оказалась скрыта за их спинами.

Понятно, что япов сейчас размотают в лоскуты. Но останутся ли живы мои друзья?

Я обернулся к офицерам, окинул завозившийся ряд тяжёлым взглядом. Кивнул переводчику:

— Переводи. Слушайте, вы. Мой друг, который, возможно, умирает сейчас там на поле, немного рассказал мне о ваших обычаях. Вы считаете себя выше всех других наций. И при этом в своей жестокости изощрены так, что на наш русский взгляд это отдаёт дикостью и средневековьем…

В глазах японцев появились искорки надменности.

— Ну-ну, смотрите на меня так, — мрачно усмехнулся я. — Если хоть один из моих друзей умрёт, я найду каждого из вас. Где бы вы ни были на тот момент. И кто бы вам что ни обещал. Я сделаю с вами то, что полагается делать с худшим врагом в вашей традиции. Выколю вам глаза. Отрежу нос… язык… отрублю руки по локоть и ноги по колено. Но сделаю так, чтобы вы остались живы. И вы будете жить вот так. Как это у вас называется — «свиньёй». Если хоть один из них умрёт.

Я отвернулся и отошёл к окну. В помещении отчётливо запахло сортиром.

Место сражения «Святогора» по-прежнему было скрыто множеством теснящихся машин. Но я не мог не смотреть…

Время от времени я бросал взгляд на обширное поле боя — под наблюдением наших из японских машин выходили разоружённые экипажи, усаживались на землю группами, и после проверки машины препровождались к месту скопления пленных — там их толклось уже приличное количество, а вокруг заградительным кольцом стояли «Алёши».