Командарм Уборевич. Воспоминания друзей и соратников.
Шрифт:
Не любил Иероним Петрович нерадивости, очковтирательства, малейшего нарушения дисциплины и порядка.
Однажды собрал совещание строителей аэродромов. Пригласил не только нас - строителей-подрядчиков. Присутствовали все командиры и комиссары авиационных частей, члены Реввоенсовета округа.
Объясняя отставание от назначенных сроков, начальники строек ссылались на некомплектность чертежей, нехватку оборудования. Докладывали только о завозе материалов, о подготовке земляного «корыта» будущих взлетно-посадочных полос, но никто не говорил о главном: об укладке бетона, венчающей сооружение
У всех членов президиума кислые лица. Особенно Недоволен докладами Уборевич.
Но вдруг положение изменилось. Начальник строительства ржевского аэродрома Терский назвал такие показатели укладки бетона, что в зале прокатились возгласы удивления.
– Тысячу Квадратных метров полосы даем в сутки!
– докладывал Терский.
– Ого! Это же рекордная цифра!
– вырвалось у кого- то в президиуме.
– Чудесно!
– повеселел Иероним Петрович.
– Кто же это сумел так организовать дело?
– Главная заслуга в этом, - ответил Терский, - нашего главного инженера Горбачева. Сильно тормозило работы рифление плит - Горбачёв отменил его. Укладку бетона...
– Как отменил?
– сразу же насторожился командующий.
– Кто ему разрешил? Как же будут садиться самолеты?!
В зале и в президиуме замешательство.
– Никто не разрешал, - сразу оторопел Терский, но ведь это оправдывается... Горбачев пошел и на дальнейшее упрощение проекта: укладывать бетон мы стали в площадь опалубки не метр на метр, а два на два...
– И опять без разрешения?!
– побелел Уборевич.Кто же позволил ему самовольничать? Что он- с ума сошел?!
– Но ведь производительность выросла в два-три раза, товарищ командующий...
– стушевавшись, оправдывался Терский.
– Какая, к черту, производительность, когда вы бесцеремонно выкидываете целые элементы из проекта, нарушаете технологию, указания центра и мою директиву! Вы, товарищ Терский, пошли на поводу Горбачева и несете чушь. Это же чистейший авантюризм, в жертву которому приносятся интересы государства. Очковтирательство, если не вредительство! Я прерываю совещание. Прокурор сегодня же займется вашими делами.
В приемной меня окружили товарищи:
– Кончилась твоя песня, Горбачев, в округе...
– Да что- в Округе! Из армии выгонят!
– А может, поедет туда, куда Макар телят не гонял...
Я вернулся в гостиницу как обреченный. Только где-то в самой глубине мозга билась надежда: «Не может быть, чтобы не разобрались, не может быть, чтобы не признали пользы...»
В номере зазвонил телефон.
– Горбачев слушает.
– С вами говорит прокурор Округа. Я уже пятый раз звоню вам. Прошу зайти ко мне в шестнадцать часов.
Я совсем упал духом, собрался пойти в ресторан, залить навалившееся горе вином. Но тут снова звонок:
– Говорит Уборевич. Скажите, Горбачев, в состоянии ли вы обосновать свою партизанщину инженерными расчетами?
– Да, товарищ командующий!
– Тогда - готовьтесь.
На вечернем совещании дадите ваши доказательства.
Я послал в Москву самолет за специалистами- прилетят Сошин и Овруческий.
– Простите, товарищ командующий, но я не могу быть на заседании: вызывает прокурор.
– Прокурор подождет.
В приемной командующего товарищи говорили:
– Ты-то зачем пришел, чудак? Твои дела тут закончились.
Терский приободрил:
– Я упросил Уборевича принять меня и доложил о наших делах более обстоятельно. Он выслушал, вызвал из Москвы консультантов и даже забеспокоился, не обидел ли тебя зря. Я уже говорил с Сошиным - он склоняется на нашу сторону. Держись, Трофимыч!
Снова началось совещание. К удивлению всех, Иероним Петрович произнес:
– Слово предоставляется товарищу Горбачеву. Послушаем его доклад: как и почему он нарушил проект.
Я внутренне собрался, вышел на трибуну и доложил о существе дела.
– Рифление специальным валиком я распорядился заменить затиркой вручную. Расчеты показали, что затирка обеспечивает не меньший, а, наоборот, больший коэффициент трения, и самолеты с еще большей безопасностью могут садиться на полосу. Заливка бетона в ячейку, превышающую проектный размер вчетверо, да к тому же измененную нами на шестиугольник вместо квадрата по проекту, дает большие выгоды. При квадратной форме ячейки мы трамбовали бетон плоскостными вибраторами, которые прямой угол не захватывали, и приходилось переходить на мелкую металлическую трамбовку. При шестиугольнике все углы тупые - по сто двадцать градусов, поэтому вибратор проникает всюду и дополнительная трамбовка по углам отпадает, а качество стыков улучшается. Кроме того, вместо шестнадцати углов при проектной фигуре ячейки мы теперь трамбуем всего шесть углов. Опять же, экономия опалубки, дефицитной и крайне трудоемкой в изготовлении. Толщина ее измеряется миллиметрами, и сломать ее можно прикосновением пальца. А при шестигранной форме плиты она экономится на две трети против проекта. Отсюда рост производительности труда, более чем вдвое экономия лесоматериалов. Только так и можно давать тысячу квадратных метров в сутки без снижения качества...
Говорил я и о других деталях. Всматриваясь в лица Уборевича, Сошина и Овруческого, заметил, что консультанты московские благосклонно кивают головами, наконец исчезло напряжение и с лица Иеронима Петровича.
Когда же Сошин и Овруческий дали заключение, что проект изменен удачно, командующий совсем повеселел:
– Выходит, товарищ Сошин, что вы наши «ошибки» будете популяризировать и менять проекты остальных аэродромов?
– Да, - ответил Сошин, - полагаю, что наше руководство так и сделает.
– Тогда я должен извиниться перед товарищем Горбачевым, - улыбнулся Иероним Петрович.
– Его ждет не скамья подсудимых, а, может быть, даже награда...
После совещания Терский стал свидетелем сцены, когда Иероним Петрович «Шерстил» своего помощника К. И. Жильцова и начальника строительного отдела И. В. Козловского за то, что они не вникли в рационализацию, применённую молодым инженером, и не помогли своевременно в оформлении ее надлежащим порядком.
Трудно было войти в доверие к Иерониму Петровичу, но если он изучил человека и убедился в его добросовестности, то поколебать его доверие было еще труднее. Он часто стал привлекать меня к работам, не входившим в круг моих обязанностей по должности.