Командир полка
Шрифт:
Женщины побросали свои дела и высыпали на улицу. Магазин, в котором только что было полно народу, почти мгновенно опустел. В детском саду и школе установилась необычная тишина. Как-никак произошло крупное событие: отцы и сыновья вернулись домой, грязные и уставшие, но живые и невредимые, а это что-нибудь да значило. Грязь можно смыть, а от усталости не останется и следа, когда как следует выспишься в чистой постели.
Детишки и женщины радостно махали солдатам руками, выкрикивали приветственные слова, хотя их невозможно было расслышать из-за рева моторов и лязга гусениц. Густая, раскаленная
Радость эта охватила и Харкуса, он еще никогда ничего подобного не переживал, по крайней мере здесь, в Еснаке.
На восторженные приветствия жителей отвечали не только солдаты, но и унтер-офицеры, и офицеры. Радость жителей передавалась всем, и, хотя большинство из солдат жили совсем не здесь, это событие они воспринимали как возвращение в родной дом. Радость возвращения сливалась с гордостью за те результаты, которых они только что достигли.
И хотя они не спали две ночи подряд, работая по нескольку часов в специальном защитном обмундировании, они все же благополучно форсировали со своими пушками водную преграду. Правда, после этого им удалось отдохнуть лишь спустя восемнадцать часов. Не все, разумеется, шло без сучка и задоринки, но зато они теперь оценили свои силы, почувствовали, на что способны.
Машина за машиной въезжала во двор казармы. Женщины уже расходились по домам, и только вездесущие неугомонные мальчишки еще долго крутились возле казарменных ворот, охраняемых часовым.
* * *
Харкус вошел в комнату секретарши. Фрау Камски, встретив его, сообщила, что полковник Венцель ждет его звонка.
– Разрешите, я угощу вас чашечкой кофе, товарищ майор?
– вежливо спросила она, закончив деловую часть разговора.
– Да, пожалуйста, двойного.
В кабинете, куда прошел майор, тихо и прохладно. Окно задернуто шторой, и в стекло билась одинокая муха.
Харкус опустился в кресло и, вытянув ноги, на минуту закрыл глаза. Он слышал, как кто-то прошел по коридору, остановился перед его дверью, а затем быстро убежал.
«Наверное, это Курт. Он как раз передо мной прошел в штаб», - подумал офицер.
Телефонная линия с Бургенау была занята. Харкус раскрыл папку с документами и прежде всего разыскал в ней план перевода техники, составленный Пельцером. Этот план он так и не подписал, так как подполковник запланировал весь перевод на один день.
Харкус переложил план в ящик письменного стола.
В этот момент фрау Камски принесла майору кофе.
– Завтра предстоит какая-нибудь важная работа, товарищ майор?
– поинтересовалась она.
Отхлебнув из чашечки кофе, Харкус обжег язык.
– На завтра у меня назначено совещание моих заместителей. Позаботьтесь, чтобы всем хватило кофе: совещание
– Хорошо.
Наконец телефонная линия с Бургенау освободилась и майору удалось дозвониться до полковника Венцеля.
– Ну, как у вас идут дела?
– поинтересовался полковник Венцель.
– У меня лично - превосходно.
– А в полку?
Майор секунду помедлил с ответом, а затем сказал:
– Не совсем хорошо.
Венцель молчал. Майор ясно представил себе, как в этот момент полковник снимает очки, кладет их на стол и прикрывает глаза рукой. Так он обычно делал всегда, когда предстоял длинный и важный разговор по телефону.
– Давайте все по порядку, - снова заговорил полковник Венцель.
– Ведь дивизион выполнил стрельбы на «отлично», не так ли?
– Выполнить-то выполнил, но как?! Чего стоит это выполнение, если семьдесят процентов артиллеристов не уложились в нормативное время, отведенное для надевания противогаза и защитной одежды, если подготовка техники к бою шла медленно, а добрая половина личного состава не имела никакого представления о том, как обращаться с индивидуальным дегазационным пакетом! Я уже не говорю о сроках приведения орудий к бою! Когда четыре года назад я пришел в дивизион, там не говорили ни о каких условиях, которые якобы мешают уложиться в нормативное время.
– Майор замолчал, слушая, как тяжело дышит в трубку полковник.
Спустя несколько секунд Венцель спросил:
– А каковы, на ваш взгляд, причины?
– В них я еще не полностью разобрался. Мне ясно одно: до меня здесь все внимание концентрировалось на самом главном, то есть на самой стрельбе и ее результатах.
Венцель снова помолчал немного, затем прокашлялся и спросил:
– А как обстоят дела с переводом техники на зимний режим эксплуатации?
– Я вас не совсем понял.
– Разве я не ясно спросил?
– Совершенно ясно.
– Тогда как же?
– Все будет закончено в установленные сроки.
– Что еще собираетесь делать?
– На завтра я назначил совещание с моими заместителями. Там все и обговорим.
– Хорошо, информируйте меня об этом. Постарайтесь использовать оставшееся в вашем распоряжении время с пользой, но отнюдь не в ущерб решению других вопросов. А как состояние здоровья рядового Титце?
– Перелом кости.
– Родителям сообщили?
– Так точно!
– Будьте внимательнее: подобных случаев у нас быть не должно.
– Я понимаю.
– Не собираюсь судить относительно того, насколько необходимо было проверить первый дивизион, это ваше дело. Но если вы и впредь пожелаете проводить подобные проверки, то я потребую от вас на этот счет убедительного основания. Итак, до скорого свидания.
– До свидания, товарищ полковник.
Харкус откинулся на спинку кресла, думая о том, что полковник слишком хорошо информирован о положении дел у него в полку. Видимо, кто-то уже нашептал ему что-нибудь в этом роде: «Товарищ полковник, мне кое-что известно. Этот Харкус ставит под угрозу перевод техники. Одного артиллериста он уже, можно сказать, угробил. Он делает то, что ему заблагорассудится и тем самым все портит».