Командир полка
Шрифт:
Майор узнал офицера, который шел в голове колонны: это был унтер-лейтенант Каргер. Несколько лет назад он был лучшим командиром орудия. Потом демобилизовался, но вскоре написал письмо ему, Харкусу, который в то время уже занимал должность заместителя командира полка. Каргер просил у него совета, что ему делать, если он решил стать офицером.
Сейчас майор узнал не только Каргера, он увидел среди солдат Грасе, Цедлера и еще нескольких человек, с кем он беседовал в подвале, где они чистили картофель.
Вот строй повернул направо. Солдаты шли хорошо. Харкус проводил их взглядом, пока они не скрылись
«С такими можно служить», - подумал майор, но он отдавал себе отчет в том, что в полку есть и слабые солдаты, и слабые места, а каждое такое место - лазейка для противника.
Майор подошел к столу и набрал номер полковника Венцеля. Полковника не оказалось на месте. Харкусу ответили, что он вернется только под вечер.
Харкус закрыл окно и пошел в парк машин, где личный состав первого артдивизиона переводил боевую технику на зимний период обслуживания.
* * *
В тот вечер майор Харкус впервые с тех пор, как прибыл в поселок, обошел все здания полка. Выйдя из части, он направился к домам, где жили местные жители, чья жизнь была для майора загадкой.
Вечер стоял тихий, пахло хвоей и свежим тесом. Со всех сторон слышался детский гомон. Неожиданно из-за угла выскочила ватага мальчишек и девчонок, они бежали сломя голову и что-то кричали. Оказалось, что они догоняли девочку лет пяти, которая бежала, прижав к себе большой желтый мяч. Вдруг девчушка запнулась и упала. В тот же миг вся орава остановилась и замолчала, и лишь один малыш, бежавший последним, закричал:
– Бросай мяч! Бросай мячик!
Майор поставил девочку на ноги. Свой мячик она не выпустила из рук, даже когда упала. Малышка тихонько плакала. Майор сказал ей что-то утешительное, вытер платком слезы и нос.
Озорники медленно расходились. Девочка с мячом пошла своей дорогой. Сделав несколько шагов, она остановилась и, повернувшись, помахала майору рукой, а через секунду уже бежала, позабыв обо всем на свете.
Все дома в поселке были выкрашены в коричневый цвет, окна - в зеленый, а крыши крыты красной черепицей, но дома не были похожи один на другой. Их разнообразили занавески на окнах, небольшие палисадники и гаражи, которые располагались то сбоку, то позади домиков. Можно было подумать, что этим каждый хозяин хотел доказать, что для него не существует никаких правил относительно того, что именно он должен сажать в палисаднике и где должен поставить гараж.
Харкус знал в поселке всего-навсего несколько семей, и только в дом Курта и Ильзе Вебер мог прийти в любое время дня и ночи.
Майор зашел по пути в магазин, чтобы купить детишкам Вебера какой-нибудь подарок. Магазинчик был небольшой, довольно тесный. У кассы толпились женщины.
Выбрав несколько плиток шоколада, Харкус положил их в корзину и тут же услышал, как какая-то женщина, обращаясь к другой, сказала:
– Вот это был день рождения! Я его долго не забуду! Стол накрыт, вино и закуски выставлены, а из гостей ни единой души. Одна отказалась, затем другая. Не пойдем, мол, без мужей, и все.
– Держался он действительно хорошо, ничего не скажешь… Тс… Тс… Тс!
– А как его фамилия? Харус?
–
– Может, Хандкус{1}?
Все засмеялись.
– А как хоть он выглядит?
– Я не знаю, да и видеть его у меня нет никакого желания.
Майор подошел к кассе и спросил:
– А где у вас сигареты?
– Здесь, в кассе, товарищ Харкус.
– Простите, - удивленно заметил майор, - мы с вами не знакомы.
– Неважно. Я вас знаю давно, моя фамилия Герхард.
– Вы супруга майора Герхарда?
Женщина кивнула.
– Тогда мы действительно давно знаем друг друга, точнее - восемь лет.
– Вы теперь курить стали?
– Нет, это я для Курта Вебера.
– Взяв коробку сигарет, майор расплатился и, любезно распрощавшись, вышел из магазина.
* * *
Блюменштрассе{2} проходила перед самым лесом, перпендикулярно Биркенштрассе. Своим названием эта улица была обязана Веберу, который с помощью жены и пятерых детей превратил свой участок в настоящую оранжерею. Круглый год здесь что-нибудь цвело.
Подойдя к их дому, майор стал невольным свидетелем того, как Ильзе подала букет астр Кристе Фридрихе.
– А вот и наш гость!
– обрадованно воскликнула Ильзе, увидев Харкуса, и попрощалась с библиотекаршей.
Ильзе босиком пробежала между грядками навстречу майору, протягивая к нему руки и повторяя на ходу: «А вот и наш гость!» Она крепко обняла Харкуса, словно родного.
– А ты все такая же молодая, - с улыбкой заметил он.
– Тебе только кажется, мой дорогой!
– Она провела рукой по гладко зачесанным назад волосам и добавила: - Посмотри-ка, вот и седые волосы появились.
– И она рассмеялась.
– Да и ты, как я вижу, не помолодел. Торопись, а то скоро поздно будет.
– Была бы у тебя сестра, такая же, как ты, я бы хоть завтра под венец, - пошутил майор.
Ильзе пожала плечами и, кивнув головой в сторону дома, где жила Криста Фридрихе, спросила:
– А как же тогда с ней?
Харкус опустил голову.
– В таком случае тебе нужно немедленно переходить в наступление, - проговорила Ильзе.
– Другие уже давненько осаждают ее дом, а она через неделю уезжает в Дрезден, и кто знает, вернется ли обратно. Представь себе, женщина более двух лет живет одна-одинешенька в этом доме.
– Одна?
– удивился Харкус.
– Да, одна.
– Кого же она ждет?
– Быть может, тебя. Я могу с ней поговорить.
– Ильзе хитро засмеялась и повела Берта в дом.
Через минуту Веберы и Харкус уютно устроились в комнате. Это был первый по-домашнему спокойный вечер для Харкуса. По радио звучала музыка, а старые добрые друзья сидели рядышком, и воспоминания текли сами собой. Вспомнили, как они ехали в армию вдвоем с Вебером, как ходили в пивную, где всегда пели одну и ту же песенку «О, черноволосая красавица, не прогоняй меня!», как учились военному делу, когда на весь взвод имелась одна старенькая пушчонка-сорокапятка, а на четверых солдат приходился один карабин, как под звуки духового оркестра ходили в первый раз на парад, и многое-многое другое…