Комментарий к роману "Евгений Онегин"
Шрифт:
Последний стих довольно мерзко отдает фруктовым садом, а вовсе не усадебным парком, с его липами из отвергнутого черновика и окончательного текста.
LIV
12 Там, где еще в мундирах двое… — С формальной точки зрения, еще вроде бы говорит нам о том, что кроме толстого генерала там стояли еще двое военных; но у меня впечатление, что это еще является просто идиоматическим усилением указания, дабы привлечь большее внимание к более определенному месту в более ограниченном пространстве.
14 Черновик (2371, л. 74 об.):
Кто, старый этот генерал?Приятель Онегина, по-видимому, не более чем на десять лет старше его, то есть в 1822 г. ему должно быть лет тридцать семь (см. гл. 8, XVIII, 7 и XXIII, 3–4).
LV
11 …вкось и вкривь… — Здесь мы находим семейное сходство с кауперовским определением отступления как приема — «сплошные зигзаги в книге» (Cowper, «Conversation», p. 861).
5—6 В черновике (2371, л. 75) «герой» назван «полурусским» (ср. определение Ленского в гл. 2, XII, 5).
9 Отвергнутое чтение (там же):
О Муза Пульчи и Парини…Итальянские поэты Луиджи Пульчи (1432–1484), автор «Морганте-великана» («Morgante Maggiore», 1481,1483), известной Пушкину в анонимном французском переложении «История Моргана-великана» («L'Histoire de Morgant le g'eant». Paris, 1625), и Джузеппе Парини (1729–1799), автор книги «Утро» («Il Mattino», 1763) — сборника шутливых наставлений миланским повесам о том, как им следует проводить время, затем сборника «День» («Il Mezzogiorno», 1765) и т. д., известных Пушкину по «traduction libre» [792] аббата Жозефа Грийе-Депрада, озаглавленному «Искусство городских развлечений, или Четыре времени суток». («L'Art de s'amuser `a la ville, ou les Quatre parties du jour». Paris, 1778).
792
«Вольный перевод» (фр.)
28 ноября 1830 г. в Болдине Пушкин написал следующую заметку (тетрадь в МБ 2387В, л. 36 и 62), которую он в качестве предисловия собирался предпослать отдельному изданию двух глав — «осьмой» (ныне «Путешествие Онегина») и «девятой» (ныне восьмой), что так и не было реализовано:
«У нас довольно трудно самому автору узнать впечатление, произведенное в публике сочинением его. От журналов узнает он только мнение издателей, на которое положиться невозможно по многим причинам. Мнение друзей, разумеется, пристрастно, а незнакомые конечно не станут ему в глаза бранить его произведение — хотя бы оно того и стоило.
При появлении VII песни Онег<ина> журналы вообще отозвались об ней весьма неблагосклонно. Я бы охотно им поверил, если бы их приговор не слишком уж противоречил тому, что говорили они о прежних главах моего Романа. После неумеренных и незаслуженных похвал, коими осыпали 6 частей одного и того же сочинения, странно было мне читать, например, следующий отзыв».
Судя по двум сноскам в той же рукописи, имеется в виду критический обзор Булгарина в «Северной пчеле» от 22 марта 1830 г.; текст его Пушкин не воспроизвел, но я привожу его здесь, как предполагалось Пушкиным {168} (для сравнения см. сноску к «Вступлению переводчика»: «Публикация ЕО» № 13,
«Можно ли требовать внимания публики к таким произведениям, какова, например, глава VII Евгения Онегина? Мы сперва подумали, что это мистификация, просто шутка или пародия и не прежде уверились, что эта глава VII есть произведение сочинителя Руслана и Людмилы, пока книгопродавцы нас не убедили в этом. Эта глава VII — два маленькие печатные листика — испещрена такими стихами и балагурством, что в сравнении с ними даже Евгений Вельский [793] кажется похожим на дело».
793
Анонимный роман в трех главах, написанный онегинской строфой (М., 1828–1829). (Примем В. Н.)
Следующие строки, идущие после «критики», задумывались Пушкиным как сноска:
«Прошу извинения у неизвестного мне поэта, если принужден повторить здесь эту грубость. Судя по отрывкам его поэмы, я ничуть не полагаю для себя обидным, если находят Евгения Онегина ниже Евгения Вельского».
Булгарин продолжает:
«Ни одной мысли в этой водянистой VII главе, ни одного чувствования, ии одной картины, достойной воззрения! Совершенное падение, chute compl`ete… Читатели наши спросят, каково же содержание этой VII главы в 57 страничек? Стихи Онегина увлекают нас и заставляют отвечать стихами на этот вопрос:
Ну, как рассеять горе Тани? Вот как посадят деву в сани. И повезут из милых мест В Москву на ярманку невест! Мать плачется, скучает дочка. Конец седьмой главе — и точка.Точно так, любезные читатели, все содержание этой главы в том, что Таню везут в Москву из деревни!»
Пушкин хотел дать здесь вторую сноску:
«Стихи эти очень хороши, но в них заключающаяся критика неосновательна. Самый ничтожный предмет может быть избран стихотворцем; критике нет нужды разбирать, что стихотворец описывает, но как описывает.
В одном из наших журналов сказано было, что VII глава не могла иметь никакого успеху, ибо Век и Россия идут вперед, а стихотворец остается на прежнем месте. Решение несправедливое (то есть в его заключении). Если Век может идти себе вперед, науки, философия и гражданственность могут усовершенствоваться и изменяться, — то поэзия остается на одном месте, не стареет и не изменяется. Цель ее одна, средства те же. И между тем как понятия, труды, открытия великих представителей старинной Астрономии, Физики, Медицины и Философии состарелись и каждый день заменяются другими — произведения истинных поэтов остаются свежи и вечно юны.
Поэтическое произведение может быть слабо, неудачно, ошибочно — виновато уж, верно, дарование стихотворца, а не Век, ушедший от него вперед.
Вероятно, критик хотел сказать, что Евгений Онегин и весь его причет уже не новость для публики, и что ои надоел и ей, как журналистам.
Как бы то ии было решаюсь еще искусить ее терпение. Вот еще две главы Евгения Онегина — последние по крайней мерю для печати… Те, которые стали бы искать в них занимательности происшествий, могут быть уверены, что в них еще менее действия, чем во всех предшествовавших. Осьмую главу [Путешествие Онегина] я хотел бы вовсе уничтожить и заменить одной римской цифрою, но побоялся критики. К тому же многие отрывки из оной были уже напечатаны. Мысль, что шутливую пародию можно принять за неуважение к великой и священной памяти, — также удерживала меня. Но Чайльд Гарольд стоит на такой высоте, что каким бы тоном о нем ни говорили, мысль о возможности оскорбить его ни могла у меня родиться» [794] .
794
См. мои вводные замечания к «Путешествию Онегина». (Примеч. В. Н.)
Той же осенью Пушкин написал еще одну заметку в этом же роде (черновик в МБ 2387А, л. 64; впервые опубликована в 1841 г.) {169} :
«Пропущенные строфы подавали неоднократно повод к порицанию [795] . Что есть строфы в Евгении Онегине, которые я не мог или не хотел напечатать, этому дивиться нечего. Но, будучи выпущены, они прерывают связь рассказа, и поэтому означается место, где быть им надлежало. Лучше было бы заменять эти строфы другими или переправлять и сплавливать мною сохраненные. Но виноват, на это я слишком ленив. Смиренно сознаюсь также, что в Дон Жуане есть 2 выпущенные строфы».
795
Булгарин в критическом разборе седьмой главы пишет. «На стр. 13 мы с величайшим наслаждением находим две пропущенные, самим Автором, строфы, а вместо их две прекрасные Римские цифры VIII и IX». (Примеч. В. Н.)