Комментарий к роману "Евгений Онегин"

Набоков Владимир

Из тактических соображений за несколько месяцев до издания первой песни ЕО Пушкин выразил чувство патриотического уважения главе архаистов. В своем «Втором послании цензору» (тогда Александру Бирукову, 1772–1844, который занимал этот пост с 1821 по 1826 г.), состоящем из семидесяти двух строк, написанных александрийским стихом в конце 1824 г., Пушкин приветствует Шишкова в качестве нового министра народного просвещения (стихи 31–35)^{187}:

Министра честного наш добрый царь избрал: Шишков наук уже правленье восприял. Сей старец дорог нам друг чести, друг

народа, Он славен славою двенадцатого года, Один в толпе вельмож он русских муз любил.

По схожим причинам в 1824 г. Пушкин изменил свое отношение к беседовцу князю Шаховскому (который был главным козлом отпущения для арзамасцев), вставив о нем в первую главу пару лестных стихов^{188}.

XV

К ней дамы подвигались ближе; Старушки улыбались ей; Мужчины кланялися ниже, ⁴ Ловили взор ее очей; Девицы проходили тише Пред ней по зале; и всех выше И нос и плечи подымал ⁸ Вошедший с нею генерал. Никто б не мог ее прекрасной Назвать; но с головы до ног Никто бы в ней найти не мог ¹² Того, что модой самовластной В высоком лондонском кругу Зовется vulgar. (Не могу…

4 …взор ее очей… — Фр. le regard de ses yeux.

7 Ср.: Вяземский, стихотворение (1815), написанное четырехстопником и посвященное Денису Давыдову (стихи 20–23):

…генеральских эполетов ……………………………………… От коих часто поневоле Вздымаются плеча других…^{189}

12 Беловая рукопись содержит гораздо более удачный эпитет, чем «самовластной», а именно — «тихогласной».

14 …vulgar — Русскому прилагательному «вульгарный» вскоре было суждено стать общеупотребительным. В более широком смысле, «грубый» и «низменный», этот термин тождествен понятию «площадной» (от «городской площади», «рынка»), которое встречается и в других местах ЕО (гл. 4, XIX, 8 и гл. 5, XXIII, 8).

Ср.: мадам де Сталь, «О литературе» (см. коммент. к гл. 3, XX, 14), ч. 1, гл. 19 (изд. 1818), т. II, с. 50: «…ce mot la vulgarit'e n'avoit pas encore 'et'e employ'e [au si`ecle de Louis XIV]; mais je le crois bon et n'ecessaire» [828] .

828

«…Это слово вульгарность еще не было в употреблении [в век Людовика XIV], но я его считаю хорошим и необходимым» (фр.)

См. также коммент. к гл. 8, XIV, 13.

14—XVI, 6 Заключенный в скобки пассаж, начиная со слов «Не могу», завершающих строфу XV, 14, и вплоть до строфы XVI, 6 включительно, когда нам предложено вернуться

к интересующей нас даме, представляет собой редкий вид межстрофического переноса. В данном конкретном случае он также забавным образом играет роль некоей дверцы, открытой для читателя, но закрытой для Онегина, который замечает эту даму (чьи достоинства читатель уже оценил), только когда она садится рядом с Ниной Воронскою.

XVI

Люблю я очень это слово, Но не могу перевести; Оно у нас покамест ново, ⁴ И вряд ли быть ему в чести. Оно б годилось в эпиграмме…) Но обращаюсь к нашей даме. Беспечной прелестью мила, ⁸ Она сидела у стола С блестящей Ниной Воронскою, Сей Клеопатрою Невы; И верно б согласились вы, ¹² Что Нина мраморной красою Затмить соседку не могла, Хоть ослепительна была.

5 Оно годилось в эпиграмме… — Я почти не сомневаюсь, что эпиграмма, которая шевелилась в душе поэта, связана с игрой слов «вульгарен» — «Булгарин». Пушкин мог трансформировать ненавистного критика в «Вульгарина» или использовать краткую форму прилагательного как часть сказуемого и зарифмовать «Булгарин — вульгарен».

Эта строфа предположительно была написана в октябре 1830 г. в Болдино. В «Северной пчеле», № 30 (12 марта, 1830) вышел оскорбительный «Анекдот» Булгарина (см. коммент. к гл. 8, XXXV, 9), а неделей позже появилась его резкая критика седьмой главы [829] .

829

См. Столпянский П. «Пушкин и „Северная пчела“» в Я. и его coвp., 1914, V, вып. 19–20, с. 117–190. (Примеч. В. Н.)

В пушкинских рукописях среди различных автобиографических набросков встречается следующая запись (ПСС 1936, V, 461), датированная 23 марта 1830 г.:

«Я встретился с [критиком] Надеждиным у Погодина [другим литератором]. Он показался мне весьма простонародным, vulgar, скучен, заносчив и безо всякого приличия. Например, он поднял платок, мною уроненный».

9—10 С блестящей Ниной Воронскою, / Сей Клеопатрою Невы… — В пятой главе ловкий кудесник мосье Трике заменяет в своем мадригале «Нину» «Татьяной». Как и большинство предсказаний той главы (например, «мужья-военные», предсказанные обеим сестрам Лариным), сбывается и это: теперь Татьяна затмевает «belle Nina».

Некоторые любители прототипов ошибочно связали этот обобщенный образ красавицы с реальной женщиной — графиней Аграфеной Закревской (1799–1879). Баратынский, влюбившийся в нее зимой 1824 г. в Гельсингфорсе (ее муж был генерал-губернатором Финляндии) и, вероятно, летом 1825 г. ставший ее любовником, признается в письме другу, что представлял себе именно ее, описывая в своей безвкусной поэме «Бал» (февраль 1825 — сентябрь 1828), как героиня уступает своего возлюбленного Арсения некоей Оленьке и кончает жизнь самоубийством. Но «Нина» было распространенным литературным именем, и тот факт, что героиню Баратынского зовут княгиня Нина, еще не доказывает, что ее прославленный прототип стал образцом и для «Нины Воронской» Пушкина (отвергнутые варианты фамилий в беловой рукописи — «Волховская» и «Таранская»).