Комментарий к роману "Евгений Онегин"

Набоков Владимир

X

Блажен, кто смолоду был молод, Блажен, кто вовремя созрел, Кто постепенно жизни холод ⁴ С летами вытерпеть умел; Кто странным снам не предавался, Кто черни светской не чуждался, Кто в двадцать лет был франт иль хват, ⁸ А в тридцать выгодно женат; Кто в пятьдесят освободился От частных и других долгов, Кто славы, денег и чинов ¹² Спокойно в очередь добился, О ком твердили целый век: N.N.

прекрасный человек.

1 Не слишком оригинальный совет «смолоду быть молодым» уже давался Пушкиным в стихотворении 1819 г., адресованном рифмоплету Якову Толстому (1791–1867), с которым он был знаком по обедам в «Зеленой лампе» (одном из веселых кружков, где пили шампанское) и которому комментаторы склонны приписывать излишнюю революционность и литературную значимость.

3 Мисс Дейч невозмутимо рифмует с merry («веселый») следующий стих:

Who ripened, like good port or sherry… (Кто созрел, как хороший портвейн или херес…)

XI

Но грустно думать, что напрасно Была нам молодость дана, Что изменяли ей всечасно, ⁴ Что обманула нас она; Что наши лучшие желанья, Что наши свежие мечтанья Истлели быстрой чередой, ⁸ Как листья осенью гнилой. Несносно видеть пред собою Одних обедов длинный ряд, Глядеть на жизнь как на обряд ¹² И вслед за чинною толпою Идти, не разделяя с ней Ни общих мнений, ни страстей.

XII

Предметом став суждений шумных, Несносно (согласитесь в том) Между людей благоразумных ⁴ Прослыть притворным чудаком, Или печальным сумасбродом, Иль сатаническим уродом, Иль даже демоном моим. ⁸ Онегин (вновь займуся им), Убив на поединке друга, Дожив без цели, без трудов До двадцати шести годов, ¹² Томясь в бездействии досуга Без службы, без жены, без дел, Ничем заняться не умел.

1—7 См. коммент. к гл. 8, VIII–IX.

7 Упоминание пушкинского стихотворения «Демон» (октябрь или ноябрь 1823 г.). Следует отметить, что его первые строки, приведенные ниже, предвосхищают гл. 8, I, 1:

В те дни, когда мне были новы Все впечатленья бытия — И взоры дев, и шум дубровы, И ночью пенье соловья; — Когда возвышенные чувства, Свобода, слава и любовь, И вдохновенные искусства, Так сильно волновали кровь; — Часы надежд и наслаждении Тоской внезапной осеня, Тогда какой-то злобный гений Стал тайно навещать меня. Печальны были наши встречи: Его улыбка, чудный взгляд, Его язвительные речи, Вливали в душу хладный яд. Неистощимый клеветою, Он провиденье искушал; Он звал прекрасное мечтою, Он вдохновенье презирал, Не верил он любви, свободе, На жизнь насмешливо глядел, — И ничего во всей природе Благословить он не хотел.

Этот «демон» ассоциируется с «байронической» личностью Александра Раевского (1795–1868), с которым Пушкин познакомился в Пятигорске летом 1820 г., затем довольно часто встречался в Одессе летом 1823-го и время от времени

виделся позднее, вплоть до лета 1824-го. В черновике письма к Раевскому от октября 1823 г. Пушкин называет его «неизменным учителем в делах нравственных» и отмечает присущий ему «интерес Мельмотовского героя». Когда в ч. III литературного альманаха «Мнемозина» (ок. 20 октября 1824 г.) появилась эта пиеса под заголовком «Мой демон» (замененным на «Демон» при переиздании в «Северных цветах» на 1825 г. и в сборнике «Стихотворений» Пушкина 1826 г., которым я пользовался для перевода), некоторые читатели решили, будто в образе демона распознали Раевского, на что Пушкин написал, хотя и не опубликовал, опровержение. В этом рукописном наброске (1827) наш поэт, говоря о себе в третьем лице, советует читателю воспринимать его «Демона» не как портрет какой-то конкретной личности, но как дух, определяющий нравственность эпохи, дух отрицанья и сомненья (ПСС 1936, т. V, с. 273)^{182}.

В черновом наброске «Демона» Пушкин оставил возможное продолжение, последние строки которого звучат так:

Я стал взирать его очами …………………………………………… <С его неясными словами Моя душа звучала в лад>…

Очень похожие строки Пушкин одно время собирался использовать для продолжения гл. 1, XLVI (см. коммент. к стихам 5–7 указанной строфы).

Все это получило интересное развитие в пушкинском стихотворении «Ангел», этаком дополнении к «Демону». Это небольшое стихотворение, не лишенное красок, но в целом довольно посредственное, представляет собой сочетание байронической элегии и галльского мадригала, отмеченное довольно банальными рифмами и предательской бедностью модуляций скада [820] (0, III, III, III, I, III, III, III, 0, 0, III, III, в отличие от ритмики «Демона»: 0, I–III, 0, III, III, III, I–III, II, III, III, 0, II, 0, 0, III, 0, I–III, III, I–III, 0, II, I, I–III).

820

См.: Приложение II, «Заметки о просодии». (Примеч. В. Н.)

Стихотворение было впервые опубликовано в «Северных цветах» на 1828 г. и затем появилось в приведенном здесь виде в «Стихотворениях» Пушкина (1829), где датировано 1827 г. Вот оно:

В дверях эдема Ангел нежный Главой поникшею снял, А Демон мрачный и мятежный Над адской бездною летал. Дух отрицанья, дух сомненья На духа чистого взирал И жар невольный умиленья Впервые смутно познавал. «Прости, — он рек, — тебя я видел,- И ты недаром мне сиял: Не все я в мире ненавидел, Не все я в мире презирал».

Существует предположение, что в этом стихотворении речь идет о графине Воронцовой и Александре Раевском, что еще более укрепляет возможную взаимосвязь между вымышленным Онегиным и стилизованным Раевским (см. коммент. к гл. 1, XLVI, 5–7).

Десятилетием позднее из этих двух стихотворений вырос основной пафос романтической поэмы Лермонтова «Демон».

9—14 Интонация этого отрывка, особенно стиха 13, очень напоминает звучание следующего пассажа «Рене» Шатобриана (ed. Weil, p. 41–42): «Sans parens, sans amis, pour ainsi dire seul sur la terre, n'ayant point encore aim'e, j''etois accabl'e d'une surabondance de vie» [821] .

821

«Без родителей, без друзей, можно сказать, один на земле, еще не любив, я был подавлен переизбытком жизни» (фр.)

XIII

Им овладело беспокойство, Охота к перемене мест (Весьма мучительное свойство, ⁴ Немногих добровольный крест). Оставил он свое селенье, Лесов и нив уединенье, Где окровавленная тень ⁸ Ему являлась каждый день, И начал странствия без цели, Доступный чувству одному; И путешествия ему, ¹² Как всё на свете, надоели; Он возвратился и попал, Как Чацкий, с корабля на бал.