Комментарий к роману "Евгений Онегин"

Набоков Владимир

(В своих примечаниях Пушкин очень тонко играет на противопоставлении «авторского» и «редакторского»; у писателей-романтиков литературный маскарад был в моде.)

XXVII

У нас теперь не то в предмете: Мы лучше поспешим на бал, Куда стремглав в ямской карете ⁴ Уж мой Онегин поскакал. Перед померкшими домами Вдоль сонной улицы рядами Двойные фонари карет ⁸ Веселый изливают свет И радуги на снег наводят; Усеян плошками кругом, Блестит великолепный дом; ¹² По цельным окнам тени ходят, Мелькают

профили голов И дам и модных чудаков.

Девятнадцать строф, с XVIII по XXXVI, можно объединить заголовком «Преследование». В строфе XXVII Пушкин обгоняет своего приятеля-героя и оказывается в освещенном особняке первым. Когда Онегин подъезжает, Пушкин уже там. В строфе XXVII я пытался точно передать русский совершенный вид (в обычных случаях для этого вполне пригодно английское настоящее время), чтобы целиком сохранить столь структурно важный переход от одного героя к другому в тот момент, после которого Пушкин, то привычно вольный во временах (как в XXIX), то вдохновенно претеритствующий (в XXX–XXXIV, на легкомысленной ноте и завершенных, и начатых), обгоняет Онегина настолько, что докучная хронология незаметно исчезает из описания онегинской ночи (а поскольку герой не показан ни играющим, ни распутничающим, читателю остается лишь поверить, что он провел семь-восемь часов на балу) с помощью прекрасного лирического отступления, и Пушкин, застрявший на этом балу (как раньше застрял в «кабинете» героя), снова вынужден догнать Онегина по дороге домой (XXXV) — и тут же отстать, чтобы дать измученному «красавчику» проехать вперед и улечься спать. Преследование, начатое Пушкиным в строфах XVIII–XX, когда он, на крыльях лирического отступления, появляется в опере, закончилось.

Для читателя разобраться в механике этой гонки — значит, понять основу построения главы первой.

3, 7 …в ямской карете… Двойные фонари карет… — По-русски любая закрытая четырехколесная повозка с наружными, расположенными спереди, козлами для кучера, будь это дорожная карета типа берлинской, либо фаэтон XVIII в. (с двумя лакеями на запятках), либо почтовый дилижанс, либо сугубо функциональный одноконный экипаж-брогам нашего времени — все это карета (польск. kareta, итал. caretta, англ. chariot, фр. carrosse). Англичане своим экипажам всегда давали очень точные названия. Понять же, что именно в каждом данном случае подразумевается под русским словом «карета», сложно еще и потому, что не сразу удается найти соответствие между континентальным экипажем и его ближайшим английским родственником. Так, на картинках английские почтовые дилижансы очень похожи на русские дорожные кареты.

В онегинскую эпоху тяжелые разукрашенные четырехместные экипажи в городах уже постепенно заменялись двухместным «купе», фр. carrosse-coup'e. У старых четырехместных корпус (который в сказке так хорошо получился из тыквы) был устроен, если смотреть сбоку, примерно симметрично — два окна, переднее и заднее, и между ними дверца. Новое двухместное «купе» сократилось на одну (переднюю) треть, сохранив дверь и заднее окно. Форма самого легкого «купе», брогама, была позже использована при создании первого электрического автомобиля; точно так же первый железнодорожный вагон заимствовал устройство — если взглянуть сбоку — корпуса четырехместной кареты; по-моему, никто до сих пор не отмечал, с каким занятным ханжеством стандартный ум стремился замаскировать переход от старого к новому.

В России для светского молодого человека не считалось зазорным не держать собственного выезда. Друг Пушкина князь Петр Вяземский, живший в Петербурге очень долго, не счел нужным обзавестись экипажем. То же самое и в Лондоне. У леди Морган в «Отрывках из моей автобиографии» («Passages from My Autobiography», 1859; начато в 1818) леди Корк замечает: «Благороднейшие из некоторых моих знакомых ездят в наемных экипажах» (с. 49).

6—11 Ср. «Бал» Баратынского (начат в феврале 1825 г., закончен в сентябре 1828 г., опубликован в 1828-м), повесть в стихах, в авторской беловой рукописи состоящая из 658 стихов, писанных четырехстопным ямбом, — сорок семь строф по четырнадцать стихов с рифмовкой abbaceceddifif (стихи 15–18):

…строем длинным, Осеребренные луной, Стоят кареты… Пред домом пышным и старинным.

Первая глава ЕО вышла отдельным изданием 16 февраля 1825 г. Баратынский к концу февраля написал 46 стихов своей повести, в том числе стихи 15–19, которые в 1827 г. опубликовал «Московский телеграф».

9 И радуги на снег наводят… — Мои воспоминания пятидесятилетней давности сохранили не столько сугробы с радужными отсветами двух боковых фонарей кареты, сколько стрельчатое мерцание расплывающихся за заиндевелым окошком уличных фонарей, рассеивающееся у края стекла.

10 …плошками… — Стеклянные сосуды-светильники в виде мисок или чаш (часто цветные — красные, зеленые, синие, желтые), в которые наливали масло и помещали фитиль.

14 модных чудаков — эксцентричных

франтов, hommes `a la mode [206] . Боюсь, что мой перевод здесь лучше, чем нужно, — у Пушкина тавтология, два слова («модные денди») вместо одного: «щеголь», «франт», «денди», «оригинал», merveilleux [207] (от merveille, англ. marvel, русск. чудо), которое само по себе предполагает некоторое чудачество, тогда как нейтральное «модник» подразумевало бы нечто общепринятое. Чудак (у меня в переводе — quizz, модное английское словечко того времени) означает также «странный, эксцентричный человек», un original [208] ; во всех остальных случаях Пушкин называет Онегина чудаком именно в этом смысле: «опаснейший чудак» (гл. 2, IV, 14, косвенная речь), «чудак» (гл. 5, XXXI, 6, разговорное), «пасмурный чудак» (гл. 6, XLII, 11), «чудак печальный и опасный» (гл. 7, XXIV, 6, в воображении Татьяны); «корчит чудака» (гл. 8, VIII, 2), «мой неисправленный чудак» (гл. 8, LX, 4, шутливо).

206

Модники (фр.)

207

Причудник (фр.)

208

Оригинал (фр.)

Чудак не имеет женского рода (пошлейшее московское чудачка относится, конечно же, к совсем иному слою лексики); но точно так же как чудак («странный человек») в пушкинскую эпоху приобрело значение «франт», существительному женского рода причудница, то есть une capricieuse [209] , образованному от причуда (каприз, прихоть, фантазия), можно придать значение une merveilleuse [210] , то есть экстравагантная модница, капризная красавица, непохожая на других избалованная красотка (гл. 1, XLII, 1 и гл. 3, XXIII, 2).

209

Капризница (фр.)

210

Щеголиха (фр.)

Вариант

1—4 Первоначальный вариант (2369, л. 20 об.; Эфрос, с. 129), рядом с которым набросан профиль Амалии Ризнич в чепце и шали:

Побережем свои страницы. На дело — поспешим на бал Куда с бомондом всей столицы И мой Онегин <поскакал>.

XXVIII

Вот наш герой подъехал к сеням; Швейцара мимо он стрелой Взлетел по мраморным ступеням, ⁴ Расправил волоса рукой, Вошел. Полна народу зала; Музыка уж греметь устала; Толпа мазуркой занята; ⁸ Кругом и шум и теснота; Бренчат кавалергарда шпоры; Летают ножки милых дам; По их пленительным следам ¹² Летают пламенные взоры, И ревом скрыпок заглушен Ревнивый шепот модных жен.

4 Расправил волоса рукой… — устойчивое выражение; вовсе не обязательно пригладил, а, наоборот, старательно создал продуманный беспорядок (см. коммент. к IV, 6). Мисс Дейч неизвестно зачем переводит, добавляя от себя: «…своею узкой белой рукой он быстро пригладил волосы…»

5 Вошел… — Интонация перечисления последовательных действий в начале этой строфы та же, что в XVI, 5–7.

7 Толпа… — это слово часто встречается в романе. <…> Картина бала, обеда, раута, любого другого действия со многими участниками постоянно связывается с образом тесной толпы, давки, толкотни, фр. la presse (теснота); см. стих 8 и коммент. к гл. 1, XXX, 6. В английских мемуарах того времени часто встречаются выражения «в толкотне», «было очень тесно», «в толчее светского раута»; пушкинские толпа, теснота, тесный — в том же ключе. Слово «толпа» нередко используется в своем метафорическом значении — «чернь».