Комментарий к роману "Евгений Онегин"
Шрифт:
13 июня 1824 г. или несколько ранее наш поэт переделал эту строфу на клочке бумаги (сокращая слова, но, согласно Томашевскому, Акад. 1937, с. 550, если я правильно его понял, создав окончательный вариант строфы), и на этом же клочке 13 июня по небрежности написал письмо брату в Петербург. Это письмо, со строфой XXXIII гл. 1 на обратной стороне, хранится (1937) в Ленинской библиотеке в Москве (рукопись 1254, л. 24 об.). Позднее Томашевский высказал предположение (Пушкин. M; Л., 1956, т 1, с. 493 примеч.), что строфа, возможно, была набросана «на обороте распечатанного, но снова сложенного письма» Льву Пушкину после свидания братьев в Михайловском осенью 1824 г. Не берусь распутать этот клубок предположений, не исследовав рукопись. В любом случае Цявловский ошибается, утверждая (Летопись жизни… Пушкина M., 1951, т. 1, с. 516), будто строфа была сочинена осенью 1824 г.; тогда Пушкин просто переписал ее, готовя первую главу ЕО к публикации. Я думаю, что в это время, во второй половине октября 1824 г., Пушкин просто послал своей конфидентке Вере
В письме Вере Вяземской (в конце октября 1824 г., из Михайловского в Одессу) Пушкин, мешая русский с французским, пишет:
«Tout ce qui me rappelle la mer m'attriste — le bruit d'une fontaine me fait mal `a la lettre — je crois qu'un beau ciel me ferait pleurer de rage; но слава <Богу>, небо у нас сивое, а луна точная репка. A l''egard de mes voisins je n'ai eu que la peine de les rebuter d'abord; ils ne m'exc'edent pas — je jouis parmi eux de la r'eputation d'On'eguine — et voil`a je suis proph`ete en mon pays. Soit. Pour toute ressource je vois souvent une bonne vieille voisine — j''ecoute ses conversations patriarcales. Ses filles assez mauvaises sous tous les rapports [то есть внешне, в манерах и нравах] me jouent du Rossini que j'ai fait venir. Je suis dans la meilleure position possible pour achever mon roman po'etique, mais l'ennui est une froide muse — et mon po`eme n'avance gu`ere — voil`a pourtant une strophe que je vous dois — montrez l`a au Prince Pierre Dites lui de ne pas juger du tout par cet 'echantillon…» [240]
240
«Все, что напоминает мне море, наводит на меня грусть — журчание ручья причиняет мне боль в буквальном смысле слова — думаю, что голубое небо заставило бы меня плакать от бешенства <…> Что касается соседей, те мне лишь поначалу пришлось потрудиться, чтобы отвадить их от себя, больше они мне не докучают — я слыву среди них Онегиным, — и вот, я — пророк в своем отечестве Да будет так В качестве единственного развлечения, я часто вижусь с одной милой старушкой-соседкой — я слушаю ее патриархальные разговоры Ее дочери, довольно непривлекательные во всех отношениях <…> играют мне Россини, которого я выписал Я нахожусь в наилучших условиях, чтобы закончить мои роман в стихах, но скука — холодная муза, и поэма моя не двигается вперед — вот, однако, строфа, которую я вам должен, — покажите ее князю Петру. Скажите ему, чтобы он не судил о целом по этому образцу» (Акад. 1937 Т. 13 С. 532)
Написав «assez mauvaises» [241] , Пушкин явно подипломатничал, так как его связывала с Осиповыми не только влюбленность, но и сердечная дружба.
С этим письмом интересно сопоставить другое, чуть раньше полученное Пушкиным из Александрии под Белой Церковью, имения Воронцовых, написал его 21 августа 1824 г. Александр Раевский, покинувший Одессу дней через десять после отъезда Пушкина в Михайловское Елизавета Воронцова условно именовалась «Татьяной» — как пушкинская героиня.
241
«Довольно непривлекательны» (фр.)
«Je remets `a une autre lettre le plaisir de vous parler des faits et gestes de nos belles compatriotes; pr'esentement je vous parlerai de Tatiana. Elle a pris une vive part `a votre malheur, elle me charge de vous le dire, c'est de son aveu que je vous l''ecris, son ^ame douce et bonne n'a vu dans le moment que l'injustice dont vous 'etiez la victime; elle me l'a exprim'e avec le sensibilit'e et la gr^ace de caract`ere de Tatiana» [242] .
Раевский, несомненно, был знаком с письмом Татьяны; следовательно, оно было написано до того, как Пушкин покинул Одессу.
242
«Откладываю до другого письма удовольствие рассказать вам о происшествиях и черточках из жизни наших прекрасных соотечественниц, а сейчас расскажу вам о Татьяне Она приняла живейшее участие в вашем несчастий, она поручила мне сказать вам об этом, я пишу вам с ее согласия. Ее нежная и добрая душа видит лишь несправедливость, жертвою которой вы стали, она выразила мне это со всей чувствительностью и грацией, свойственными характеру Татьяны» (Акад. 1937. Т 13 С 530).
Существует еще и четвертая кандидатка, согласно некоему Д. Дарскому, чья идея обсуждалась и была отвергнута беспросветно-холодным вечером 21 декабря 1922 г. Обществом любителей российской словесности, героически заседавшим во мраке и голоде ленинского правления [243] . Дарский считал обладательницей ножек из строф XXXI и XXXIII компаньонку (dame de compagnie) барышень Раевских,
243
См. изложение доклада Д. С. Дарского «Три любви Пушкина» в хронике деятельности Пушкинской комиссии Общества любителей российской словесности в кн. Пушкин. Сб. первый / Под ред. H. К. Пиксанова М., 1924 С 310–312 (Науч. ред.)
Окончательное мое впечатление: если ножки, воспетые в строфе XXXIII, и имеют конкретную хозяйку, то одна из ножек принадлежит Екатерине Раевской, а другая — Елизавете Воронцовой. Иными словами, крымские впечатления августа 1820 г. и посвященные им стихи (сочиненные предположительно 16 апреля 1822 г.) на второй неделе июня 1824 г. были преобразованы в строфу ЕО, запечатлевшую одесское увлечение поэта.
К слову, такое бегание наперегонки с волнами было в те годы модным развлечением. «Un des premiers plaisirs que j'aie go^ut'es, — пишет Шатобриан в „Замогильных записках“ 1846 г. („M'emoires d'outre-tombe“. Ed. Maurice Levaillant. Paris, 1948, pt. I, bk. I, ch. 7), — 'etait de lutter contre les orages, de me jouer avec les vagues qui se retiraient devant moi, ou couraient apr`es moi sur la rive» [244] .
244
«Одно из первых наслаждений, которые я испытал, было сражаться с бурями, играть с волнами, которые откатывались передо мною или преследовали меня, выплескиваясь на берег» (фр.)
3—4 Бегущим бурной чередою / С любовью лечь к ее ногам! — Читающие по-русски увидят здесь россыпь прекрасных звукоподражательных аллитераций. Ср. у Бена Джонсона в «Стихоплете» (Ben Jonson, «Poetaster»), IV, VI (прощание Юлии с Овидием):
…I kneel beneath thee in my prostrate love And kiss the happy sands that kiss thy feet. …Я падаю перед тобой на колени, сраженный моей любовью, И целую счастливые пески, целующие твои ноги.Ср. у Томаса Мура в «Любви ангелов» (Thomas Moore, «The Loves of the Angels»), стихи 1697–1702:
Не saw, upon the golden sand Of the sea-shore a maiden stand, Before whose feet the expiring waves Flung their last tribute with a sigh — As, in the East, exhausted slaves Lay down their far-brought gift, and die. (Он увидел, что на песке У берега моря стоит дева, К чьим ногам слабеющие волны Со вздохом бросают свою последнюю дань — Так на Востоке изнуренные рабы Кладут принесенные издалека дары и умирают.)(Эти строки, как я обнаружил, цитируются в статье «Эдинбургского обозрения» [1823, Feb., № 38] о «Любви ангелов» Мура и «Небе и земле» Байрона; на с. 31 сказано, что поэзия Байрона «подобна порой смертоносному анчару» [«Antiaris toxicaria», Leschenault de la Tour, 1810]. Любопытно, что парафраз строк Мура «exhausted slaves / Lay down their far-brought gift, and die» встречается в предпоследней строфе пушкинского стихотворения «Анчар». См. коммент. к L, 10–11.)
Английская поэзия богата на волны, целующие чьи-либо ноги; достаточно будет еще одного примера. У Байрона в восторженном описании Кларана («Чайльд Гарольд», III, С: «Ciarens! by heavenly feet thy paths are trod» [245] ), где Бессмертная Любовь непонятно почему отождествляется с чувствами, которые у Руссо испытывали Юлия и Сен-Пре, навсегда наводнив ими возвышенности Швейцарии, читаем (CI, 5–6).
245
«Кларан! Небесными ногами исхожены твои тропы» (англ).
Волны и ножки сочетаются и у Ламартина в «Озере» («Le Lac», сентябрь 1817 г):
Ainsi le vent jetait l''ecume de tes ondes Sur ses pieds ador'es [246]246
Так ветер обдавал ее обожаемые ножки / Пеной твоих волн (фр.)