Коммодор Хорнблауэр

Форестер Сесил Скотт

— Отмените этот сигнал, — приказал он, — и замените его запросом: «Срочно сообщите количество рыжих женатых моряков на борту».

Хорнблауэр выждал, пока не пришел ответ. До последнего он все же надеялся, что Пурвис все же будет достаточно догадлив, чтобы в ответном сигнале смысл сочетался с юмором, вместо того, чтобы просто сообщить «Пятеро». Затем он вернулся к делам.

— Сигнал обоим шлюпам: «Приблизиться к боновому заграждению, имитируя нападение. В бой не вступать».

В свете уходящего дня Хорнблауэр смотрел, как оба корабля двинулись вперед, как бы атакуя. Они повернули оверштаг и двинулись по ветру. Дважды Хорнблауэр видел клубки дыма и слышал низкий гул двадцатичетырёхфунтовки, эхом разносившийся над водой — канонерские лодки пробовали достать англичан. Затем, пока было еще достаточно светло, чтобы прочесть флаги,

он приказал поднять сигнал: «Прервать акцию через полчаса». Теперь было сделано всё возможное, чтобы привлечь внимание противника именно к этому концу бухты, где находился единственный выход из неё. Гарнизон наверняка уверен, что шлюпки, проводящие рейд в заливе, намерены вернуться именно этим путем. Очевидно, гарнизон будет ожидать, что попытка прорыва начнется в сумерках, при поддержке крупных кораблей со стороны моря. Он сделал все, что мог и единственное, что ему теперь остается, это лечь в койку и провести остаток ночи в покое — если бы, конечно, это было для него возможно. И, конечно, же, именно это было абсолютно невозможным — ведь на карту была поставлена жизнь ста пятидесяти моряков и его репутация везучего и изобретательного офицера. Уже пролежав с полчаса в койке, Хорнблауэр вдруг с удивлением поймал себя на том, что хотел бы предложить трем младшим офицерам скоротать с ним время до рассвета за игрой в вист. Некоторое время он поиграл с этой мыслью, но все же отказался от нее, в уверенности, что в противном случае любой поймет, что коммодор никак не может заснуть. Оставалось только ворочаться и заставлять себя оставаться в койке до тех пор, пока рассвет не освободил его. Когда он поднялся на палубу жемчужная утренняя дымка, столь характерная для Балтики, делала очертания и без того едва выступающих из мрака предметов ещё более расплывчатыми. Всё предвещало прекрасный день, дул умеренный попутный ветер. Буш уже был на верхней палубе — Хорнблауэр понял это еще до того, как поднялся, — по стуку его деревянной ноги у себя над головой. После первого взгляда на Буша, Хорнблауэру оставалось только надеяться, что бессонная ночь, проведенная в тревоге, не оставила таких же явных следов и на его собственном лице. По крайней мере, эта мысль помогла ему укрыть собственную озабоченность, пока он отвечал на приветствие Буша.

— Надеюсь, с Виккери все в порядке, сэр, — начал Буш.

Сам факт, что Буш первым обратился к Хорнблауэру в столь ранний утренний час — и это после долгих лет службы под его командованием, — был самым красноречивым доказательством его тревоги.

— О, да, — резко бросил Хорнблауэр, — уверен, что Виккери выберется без единой царапины.

Он сказал это абсолютно искренне, зная — как часто думал и раньше — что тревога и озабоченность были, в общем-то беспричинны. Он сделал все возможное. Он вспомнил, как тщательно изучал карты, внимательно следил за показаниями барометра, вспомнил свои мучительные — а сейчас столь счастливо оправдавшиеся попытки предугадать погоду. Если бы ему пришлось, он побился бы об заклад, что Виккери в безопасности; более того — он поставил бы на это по крайней мере три к одному. Но и это все равно не избавило его от тревоги. Гораздо более его успокоил взволнованный вид Буша.

— При таком бризе прибой будет не слишком сильным, сэр, — заметил Буш.

— Конечно, нет.

Сам Хорнблауэр за прошедшую ночь успел подумать об этом с полсотни раз, а теперь старался принять вид, что это случилось впервые. Дымка уже почти растаяла, так что сквозь нее можно было рассмотреть берег; канонерские лодки все еще стояли вдоль бона и он заметил запоздавшую патрульную шлюпку, идущую на веслах вдоль их строя.

— Попутный ветер для бомбардирских кечей, сэр, — сказал Буш, — они, должно быть, уже подобрали Виккери и теперь идут к нам.

— Да.

Буш окинул пристальным взглядом мачты, чтобы убедиться, что впередсмотрящие находятся на своих местах и не спят. В двенадцати милях от них лежал Негрюнг, длинная песчаная коса, отделяющая залив от Балтийского моря, с которой Маунд со своими бомбардирскими кечами должен был снять Виккери и его людей. Виккери должен был в сумерках высадиться на Негрюнге, бросить свои шлюпки, пересечь косу и выйти в точку рандеву с Маундом за час до рассвета. Со своей малой осадкой кечи могли безопасно маневрировать среди мелей, так, чтобы подойти достаточно близко, спустить шлюпки и снять Виккери и его моряков с косы. Конечно, все четыре шлюпки Виккери были бы потеряны, но это была

лишь малая цена, за опустошение, которое он произвел своим рейдом и Хорнблауэр полагал, что с учетом демонстрации ввиду Пиллау, проведенной им самим, возможность подобного развития событий, равно как и мысль о том, что британцы бросят свои шлюпки, никогда не придет в голову противнику, а значит Виккери не встретит на Негрюнге никакого сопротивления, но даже, если бы это и случилось, то коса протянулась на целых пятнадцать миль и Виккери с полуторастами отчаянными матросами смог бы пробиться сквозь жидкий заслон дозорных или таможенников. Если все прошло хорошо, кечи должны появиться очень скоро. Следующие несколько минут могут оказаться решающими.

— Вчера мы не могли слышать пушечных выстрелов в заливе, сэр, — Буш размышлял вслух, — ветер дул с моря. Отряд Виккери мог встретиться и с каким-нибудь вооруженным судном.

— Вполне мог, — согласился Хорнблауэр.

— Вижу парус! — крикнул матрос с салинга, — два паруса на левом траверзе! Это бомбардирские кечи, сэр!

Возможно, они вынуждены были вернуться, так и не подобрав Виккери, но в таком случае непонятно, почему они решили вернуться так быстро. Буш расплылся в широкой улыбке — все его сомнения развеялись.

— Думаю, капитан, — проронил Хорнблауэр, — вы можете положить руль под ветер и двинуться им навстречу.

Достоинство коммодора не позволяло ему приказать поднять сигналы с расспросами как только корабли сблизятся на дистанцию прямой видимости, так, чтобы сигнальные флаги можно было различить с «Гарви» в подзорную трубу. Но «Неустанный» шел со скоростью добрых пяти узлов, вода весело журчала под его форштевнем, а «Гарви» сближался с ним так же ходко, так что оставалось подождать всего несколько лишних минут.

— «Гарви» сигналит, — доложил мичман. Он прочел флаги и теперь быстро листал сигнальную книгу, — моряки на борту, сэр!

— Очень хорошо. Поднимите сигнал6 «Коммодор капитану. Прибыть на борт с мистером Виккери для доклада».

Оставалось подождать совсем немного. Два кеча подошли на расстояние оклика и легли в дрейф; с «Гарви» спустили гичку, которая, раскачиваясь на волнах, быстро подошла к «Несравненному». Через входной порт понялся измученный Виккери, за ним следовал Маунд. Лицо первого было серым и свежие морщинки, появившиеся у глаз, свидетельствовали о трех успешных для службы, но бессонных ночах. Как только они оказались в каюте Хорнблауэра, он, получив разрешение коммодора, с благодарностью сел.

— Итак? — начал Хорнблауэр, — сперва я послушаю вас, Виккери.

— Все прошло очень хорошо, сэр, — Виккери вытащил из кармана своего сюртука измятую бумажку, на которой предусмотрительно делал заметки.

— Мы без труда прошли мимо бона ночью 15-го. Противника не было видно. На рассвете 16-го мы вошли в устье реки Кенигсберг. Здесь мы захватили и уничтожили каботажник «Фред Рич», из Эльбинга, около двухсот тонн, семь человек команды, с грузом ржи и живых свиней. Мы сожгли его, а команду отправили на берег в их собственной шлюпке. Затем мы также захватили «Молнию», также из Эльбинга, около ста тонн, с грузом зерна. Ее мы тоже сожгли. Дальше была «Шарлотта» из Данцига, с корабельной оснасткой, четыреста тонн, команда из двадцати пяти человек, генеральный груз — военное имущество: палатки, растяжки, подковы, десять тысяч ружейных лож. Мы ее сожгли. Затем, «Рыцарская Лошадь», пороховая барка, около семидесяти тонн. Ее мы взорвали.

— Полагаю, мы это видели, — заметилХорнблауэр, — ее захватил тендер с «Несравненного».

— Да, сэр. Все это было на этом конце бухты. Потом мы двинулись к западу и захватили «Висс Рос» из Кольберга, двести тонн. На нем было четыре шестифунтовки и он, похоже, собирался драться, но Монтгомери высадился на него прямо с носа и противник сложил оружие. У нас были ранены два матроса. Мы сожгли его. Затем…

— Сколько всего?

— Один корабль, сэр. Одиннадцать каботажников. Двадцать четыре баржи. Все уничтожены.

— Великолепно, — подытожил Хорнблауэр, — а затем?

— К тому времени стемнело, сэр. Мы встали на якорь у северной оконечности бухты и простояли так до полуночи, а затем подошли к песчаной косе. Здесь мы обнаружили двух солдат и взяли их в плен. Пересечь косу было просто. Мы зажгли голубой фальшфеер и установили контакт с «Гарви». Они начали принимать нас на борт в два часа ночи, а я поднялся в три, перед тем, как начало светать. Перед этим я вернулся и поджег наши шлюпки, сэр.

— Очень хорошо.