Конь бледный еврея Бейлиса
Шрифт:
– Что ж... Раз есть - какой разговор? Вещи взять можно?
– Вы не спрашиваете - за что... Я полагаю - это оттого, что вы понимаете - речь идет о... соответствующем убийстве мальчика Ющинского. Хотите совет опытного человека? Признайтесь сразу. Тогда - формальный обыск, и мы поедем в тюрьму - как вы очень верно заметили. Момент... А вы?
– просверлил взглядом Евдокимова.
– Вы кто? Вы еврей?
– Я журналист...
– безмятежно улыбнулся Евгений Анатольевич.
– Я собираю материал о еврейской
Кулябка налился багровым цветом.
– Вы слишком много себе позволяете... Отвечайте: что вы здесь делаете?
– О-о...
– Евгений Анатольевич подошел к Бейлису и взял его под руку.
– Это мой брат. Во Христе. Разве не так? А помните? "Несть еллин, ни иудей, но все и во всем- Христос"? Господь наш по плоти - от колена Сима, не слыхали? А покровительница святой Руси, дева Мария, - и вовсе. Нет?
– Еще одно слово - и я арестую вас за кощунство, - процедил Кулябка. Жандармы все слышали...
– И подтвердят все, что вы им прикажете!
– не удержался Евдокимов. Что будем искать, полковник? Тайную синагогу? Место заклания? Орудие убийства?
Появился унтер-офицер, бесстрастно протянул толстый потрепанный том в кожаном переплете, сказал пустым голосом:
– Там, в одном из помещений, возвышение. Так у них в синагогах бывает. Нечто вроде алтаря. И книга эта... Буквы древние...
– Где это?
– Кулябка с трудом скрывал восторг.
– Если господам угодно - я покажу...
– Бейлис направился к д верям, жандармы торжественно вышагивали по сторонам, остальные шли следом.
Неподалеку от больницы стояло недостроенное, без отделки, здание, Бейлис подвел к нему. Поднял голову, посмотрел в небо.
– А что, какая будет славная погода нынче! Настоящая весна, лето даже!
– Вы не имеете отвлекаться!
– прикрикнул Кулябка.- Этот дом?
– Как бы так точно, - кивнул Бейлис.
– Но: пуст. Недостроен потому что.
Кулябка молча вошел в помещение. В глубине его и в самом деле имелось возвышение, нечто вроде эстрады.
– Для чего?
– смотрел победно. Приблизился, с опаской провел ладонью.
– Понимаете, сударь, это для бедных евреев строилось...
– Хм, для бедных... Ну?
– Пансион, так сказать - для выздоровления. И чтобы имели молиться решили это сделать, - Бейлис указал на возвышение.
– Синагога далеко, а как без молитвы? Вы же каждый день молитесь?
– Это не имеет отношения... Вы пекли... мацу?
– Так точно! По поручению хозяина, господина Зайцева, выезжал в его имение, там пекли. Пудов по десять каждому.
– Еврей Зайцев имеет имение?
– Ну, дом, так назовите, при доме постройки, земля есть...
– У нас не всякий русский землей владеет... А вот еще что,
– А как же! Друзья, родственники. Вот еще из-за границы Эттингер имел пребывание - знатная семья! Шнеерсон.
– Потомок Любавического раввина? Книжника? Хасида?
– Так точно! А что?
Евдокимов то покрывался краской стыда, то бледнел, мысли в голове летели невероятные. "И это мы, охрана... Революция наступает на Россию, революция наступает, а мы... Господи, чушь какая... Или я, верно, поддался..."
Кулябка раскрыл книгу, в лице отразилось полное удовольствие:
– Иврит... Вы понимаете на иврите?
Мендель покачал головой.
– Для меня и идиш - труден. Какой иврит... Несколько богослужебных слов, которые знает, потому что произносит каждый день, - любой еврей!
Кулябка улыбнулся.
– Швайки сами выдадите?
– Так я не шорник!
– словно обрадовался Бейлис.
– В конюшне работал Берко Гулько, у него были швайки, я так располагаю, что он их в конюшне и бросил. А вам для чего? Подшить чего?
Полковник кивнул, унтер-офицер убежал. В лице Кулябки сквозила убежденность и скука, дело для него было настолько ясным, что он и не скрывал этого.
– Скажите, - взял книгу, покачал на ладони.
– Скажите честно, облегчите душу: когда вы и ваши единомышленники, хасиды, делали... Это. Делали это, - произнес размеренно, почти по складам.
– Кто из вас читал эту книгу вслух?
– А... зачем... читать?
– одними губами спросил Бейлис. Он понял, на что именно намекает начальник Охранного отделения.
– А затем, милейший, что ри-ту-ал-с.
– Кулябка развел руками, давая понять, что сочувствует Бейлису всей душой.- Как русской и как православный, я, конечно, протестую и одобрить не могу-с... Но как человек - я понимаю. И даже сочувствую. Потому у нас, русских, говорят: от сумы да от тюрьмы - не отказывайся. Всякое может случиться. Но если ты, еврей, чистосердечно расскажешь, как все было... Кто где стоял... Кто и как держал жертву... Кто колол... Я обещаю: суд учтет. Скажи, ты - цадик?
Бейлис развел руками и рассмеялся. Среди мрачных жандармов, испуганной жены и пугливо молчащих детей смех этот прозвучал почти насмешкой, издевательством. Эстер взглянула на Евдокимова, в глазах полыхал неприкрытый ужас. "Остановите его!
– кричал взгляд.
– Остановите! Он убьет нас всех!"
– Полковник, - вступил Евдокимов.
– Я уже изучил эту часть вопроса. Давно. Мои предки учили еврейских детей, я поэтому знаю. Цадик - это оракул среди верующих. Он имеет огромную власть над верующей массой. Его слово закон! Оно исполняется беспрекословно! Между тем Бейлис - простой человек, всего лишь приказчик, не более того...