Конец большого дома
Шрифт:
— Я за день сниму! — воскликнул Пота. — Чего там…
Пота не мог не спешить, всю зиму он отсчитывал день за днем, каждую ночь видел во сне Идари, в звоне ключевой воды подо льдом он слышал голос и смех жены, плач ребенка. Пота знал — сын его появится под солнцем апреля.
«Неужели мой брат не думает о своем ребенке?» — думал Пота, глядя на Токто: за всю зиму Токто ни разу сам не начинал разговора о семье, о ребенке, которого ждал. И Пота сделал вывод, что старший брат в тайге живет только с мыслями об охоте и ничто другое не беспокоит его.
Чужая душа — дно Амура,
— Не спеши, береги силы, трудный путь нас ждет, — предупредил Токто.
За два дня самострелы были сняты, на третий день Токто с Потой протаптывали в глубоком мокром снегу дорогу. Будь у них нарты налегке, без тяжелого мяса, они воспользовались бы утренним настом и выбрались из тайги без всякой дороги. Но в середине марта в густой тайге наст не выдерживал тяжести нарт, разламывался, как тонкий осенний ледок под ногами бесстрашных мальчишек.
В первый день охотники протоптали дорогу до Гремучего родника, где кончался охотничий участок Токто. Тут обрывались следы лыж, и дальше голубел девственный весенний снег. Токто долго смотрел на голубевший снег, на деревья, кусты и усмехнулся: лыжные следы вокруг зимника ему представились сетью паука, а зимник — его гнездо; паук выходит из гнезда, обходит сеть, собирает добычу и возвращается обратно.
«Тьфу, о чем я думаю!» Токто плюнул, повернулся назад и стал расширять проложенную дорогу. Но возникшие в конце дороги мысли навязчиво одолевали его.
— Пота, как ты думаешь, много людей на земле кроме нас? — спросил он, когда вернулись в зимник.
— Кто его знает? Русские на Амуре говорят, что их на земле больше, чем комаров в тайге.
— Русских много. Как ты думаешь, кроме русских, китайцев, удэге, орочей, тунгусов, якутов, маньжуров, гиляков, солонов, негидальцев и нас, еще есть на земле другие народы?
— И так много, куда еще?
— А все же есть или нет?
— Не знаю.
— Пота, как ты думаешь, другие народы знают, что мы живем на реке Харпи в Полокане?
— Амурские нанай знают.
— Не о том спрашиваю, другие народы знают?
— Наверно, знают, приезжают же маньжурские торговцы.
«Нет, Пота, никто об этом не знает, кроме наших родственников, наши следы кружатся только вокруг Полокана да иногда доходят до Амура. Нет, не знают! Мы о них ничего не знаем, и они о нас ничего не знают», — подумал Токто.
К полудню следующего дня охотники были на конце проложенной дороги и, подкрепившись мясом и чаем, начали вновь протаптывать лыжами дорогу. Так они выбирались из тайги три дня и только на четвертый день вышли к Харпи. На реке лежал утрамбованный всеми ветрами снег, наст был крепче, чем в тайге, и охотники пошли легко и быстро. Пота шел впереди Токто, он шагал быстро, как вожак упряжки, учуявший дымок человеческого жилья.
«Соскучился. Молод, не может
Хладнокровный, сдержанный Токто все же не смог скрыть своего волнения, когда на реке появились маленькие фигурки встречавших мальчишек.
— Встречают, Пота, вон встречают! — воскликнул он, хотя Пота сам видел бегущих к ним навстречу детей.
— Наши скоро так же будут встречать, — улыбнулся Пота, не догадываясь, что выразил вслух затаенную мысль Токто.
Мальчишки бежали наперегонки, но впереди всех мчался хитрец, который запряг двух собак, а сам на лыжах держался за них. Собаки мигом домчали своего маленького хозяина к охотникам. Это был один из внуков Пэсу Киле.
— Ох и хитер ты, малыш! Кто же это тебе подсказал так ездить? — смеялся Токто, прижимая к груди мальчишку.
— Никто, я сам, — бойко ответил мальчик. — Я думал, отец или дед возвращаются.
— Молодец, малыш! Умница ты, — похвалил Токто.
— Ой, дака, у тебя дома кто-то появился…
— Кто? — Токто опять прижал к груди мальчика.
— Девочка.
Токто поднял мальчишку, поцеловал и посадил верхом на груженую нарту.
— Тебе самый красивый лук подарю, — сказал он, — пять самых красивых стрел получишь.
Токто припряг к своей нарте еще одну собаку, другую отдал Поте. Собаки сами поволокли нарты без помощи охотников.
— Дака, когда родилась у тебя девочка, в стойбище поднялся крик, будто утащила собака твою девочку. Я был недалеко, вижу, верно, собаки дерутся между собой и отнимают друг у друга что-то. Я побежал к ним, но собаки не догнал. Дака, ты не беспокойся, твоя девочка дома и никакие собаки ее не утащили…
Токто шагал рядом с нартой, слушал рассказ мальчика и улыбался.
«Дочка! Дочка родилась! Какая она, на кого похожа, — на меня или на Кэкэча?»
— Еще одну стрелу подарю за то, что ты гонялся за собаками, — сказал Токто.
Никогда Токто не возвращался из тайги без подарков для мальчишек, и его возвращения с особым нетерпением ждали дети. Некоторые мальчики ждали его больше, чем своих отцов, которые не умели делать красивых луков и стрел, крепких лыж и санок.
Возле фанз и землянок охотников встречали женщины и успевшие возвратиться таежники. Вглядываясь из-под ладони, они пытались по нартам, собакам, по походке человека узнать охотника.
Оба еще издали узнала мужа и Поту, позвала Идари. Идари обогнала Обу, подбежала к мужу и попала в его крепкие объятия.
— Идари! Идари, любимая! — шептал Пота. Идари уткнулась в грудь мужа и всхлипывала от радости.
Токто тоже обнял жену, прижал к себе.
— Смотрите, смотрите, Токто обнимает Обу! Что с ним? — заговорили следившие за ними женщины.
— Как дочка? Как Кэкэчэ? — спросил Токто.
— Здоровы, обе здоровы, — смущенная необычной встречей, отвечала Оба.
Из дому выбежала Кэкэчэ, вся в лохмотьях, в старых олочах и, застыдившись, покраснела, поздоровалась издали с мужем и вошла в дом.