Конец игры

Atenae

«Моя милая девочка!

Благословляю тебя и люблю! Будь счастлива в той жизни, которую выбрала для себя, и ни о чём не жалей.

Надеюсь, что у тебя будет возможность время от времени сообщать мне, что с вами происходит».

Ему хотелось бы написать много больше, но Штольман

и без того пошёл на риск, отправив ему послание. Не хотелось подвергать его ещё большему риску, выражаясь конкретнее. И только это «с вами» должно было дать понять зятю, что он прощён, что его благословляют тоже. Впрочем, Яков Платонович – человек умный, он поймёт.

На похороны сходить всё же надо будет. Чтобы легенда Штольмана, для чего бы она ни была нужна ему, оставалась незыблемой.

Может быть, когда-то они ещё смогут приехать домой… Маше он скажет потом, попозже. Когда Олимпиада уедет.

Как бы то ни было, жизнь продолжалась.

***

Церковь Николы-на-Росстанях название имела заметное, сама же была мала и неказиста, хоть и ухожена. У этой церкви было много преимуществ. Находясь в пятидесяти верстах от Затонска, никому не приметная, располагалась она у поворота на Тверской тракт. Штольман рассчитывал сесть на поезд в Твери, так что оно удачно выходило. Служил же в церкви всё тот же добрый батюшка, который почитал грехом блуд, но не тайное венчание.

Санки с Яковом Платонычем и Анной подкатили к крыльцу близко к полудню. Выехали затемно, чтобы никто в городе не узнал. Правил Коробейников. За санками в поводу бежал гнедой конь, на котором он предполагал вернуться назад.

Отец Василий ждал на пороге, предупреждённый, и всё было готово. Штольман заметно волновался. Анна улыбалась, но была бледна. И в локоть наречённого вцепилась, аж пальцы побелели. Одеты были по-дорожному, свидетелей же не было никого, кроме Коробейникова, всё устроившего для друзей. Виктор Иванович благословил письмом, так что венчание можно было считать не таким уж беззаконным, хотя и тайным,

конечно.

Антон старался думать только о том, что требовалось в данный момент для дела: свечи, кольца. Что бы он ни испытывал к Анне Викторовне, в этой истории для него никогда не было места, и теперь она заканчивалась правильно.

– Венчается раб божий Яков рабе божьей Анне. Венчается раба божия Анна рабу божию Якову. Согласны ли вы, дети мои?

И тихое, убеждённое «да» в ответ.

Жеребец ржал, поигрывая перед неказистой кобылкой, запряжённой в санки. Тучи накануне высыпались снегом, и теперь небо сияло глубокой синевой, возможной только в зимнюю пору. Сосны под толстыми снеговыми шапками, замерли в неподвижности и только посверкивали в глаза тысячами морозных иголок.

Прощаясь Анна Викторовна обняла Коробейникова. Второй раз в жизни сподобился он такой ласки от неё. Знала ли она о его чувствах?

Лукаво обернулась на мужа:

– Яков Платоныч, чур не ревновать!

Коробейников пробурчал:

– Сейчас скажет: «Антон Андреич, делом займитесь!»

Штольман рассмеялся и обнял его тоже:

– Зла не держите, Антон Андреич!

А потом разобрал вожжи и тронул, не оборачиваясь. Анна Викторовна, сидя рядом с ним, помахала, улыбаясь, и возок бодро покатил под звон колокольца меж замерших величественных сосен.

Антон Андреич долго смотрел им вслед сквозь радужные блики, мерцавшие на ресницах, а когда сморгнул и вынул платок, чтобы утереть глаза, они уже скрылись за поворотом.

Вот и всё! Пусть так. Так ему за них будет спокойнее.

– Светлой любви душа радуется! – с чувством сказал отец Василий. – А пойдёмте-ка, Антон Андреевич, чай с вареньем пить!

Антон вздохнул, словно сбрасывая с плеч ненужный груз:

– Слаба плоть человеческая, батюшка: искушениям подвержена! А чай с вареньем – это хорошо.