Конечная История

Свиридкин Дмитрий Олегович

– Нельзя, Франий, нельзя же: он убьет...

– Это я сейчас убью! Последний раз не прошу, а приказываю: забери немедлен­но!

– Не могу!

Пылающие зрачки Франия залились кровью. Острые белые клыки выступили вперед, ухоженные ногти удлинились, обращаясь в зверские когти. Черный костюм его обратился не менее черною шерстью, и он, подобный дикому громадному зверю, оставляя за спиной полосу черного сгущающегося тумана, бросился на терзаемого за рукав каким-то зверьком Альфо. Казалось бы, исход предрешен - дьявольские когти уже через мгновение вопьются в розовато-белую шею, однако одного этого мгновения достаточно, чтобы все изменилось. Лишь полметра уже отделяли Франия в его безоб­разно-чудовищном обличии от неспособного

освободиться от мерзкого зверька и бе­жать прочь Альфо. В последний момент, когда бритвенно-острые когти только прикос­нулись к мягкой ткани, правая свободная рука его ухватилась за рукоять взявшегося ниоткуда серебряного клинка со встроенным в рукоять сапфиром, того самого клинка, бесследно исчезнувшего как только д'Эрмион выпустил его из рук. Как в масло нож, всадил его Альфо в область сердца Франию прежде, чем он успел сомкнуть свою смер­тельную хватку и оборвать, возможно, навсегда, жизнь своего извечного товарища, сделанного таковым нелепым стечением ни от кого не зависящих обстоятельств.

Что-то хрустнуло, где-то далеко сверкнула молния, а на противоположном краю грянул гром. Франий вновь вернулся к человеческому облику, ни единой капли крови не проступили из раны, лишь фиолетовое сияние растекалось во все стороны от вон­зенного в тело клинка.

– Альфо... ты идиот...
– его обвившие шею жертвы бледные пальцы разжались, остекленели глаза с застывшим в них алым пламенем. Он подался назад и повалился на рукоять - сверкнувшие острие, не запачканное кровью, выглянули из его спины, и фиолетовое пламя, вспыхнув, в момент объяло всего Франия, еще мгновение - и он ис­чез, и лишь серебряный клинок, сияющий своей небесной чистотой, остался на его месте. Мохнатый зверек, выпустив пожеванную руку, попятился назад и, прижав ма­ленькие торчащие ушки, жалобно заскулил.

– Нет... нет, так не правильно - зашептал Альфо, не пытаясь подняться и про­бегая сумасшедшим взглядом из одного бесконечно уходящего в даль угла в другой. Он посмотрел на зверька, сжавшегося в мохнатый клубок под его взглядом.
– Почему? Почему он боится?
– он оглядел меч, лежавший в полуметре от его ног.
– Быть не может... я не мог... он сам... Сам! Я не виновен!

– ВИНОВЕН!
– громоподобным эхом, пересекая бесконечную доску, прокатилось последнее слово. Повсеместно, среди величественных черных туч, накрывших это шахматное поле, зазмеились серебряные молнии. Чудовищные раскаты грома доно­сились отовсюду. Альфо попытался подняться с пола, но безрезультатно - он накрепко был прикован к похолодевшему камню доски.

– Это невозможно!
– в истерике надрывался он, - Это происходит не здесь и не сейчас! Неправильно...
– его тень, словно вязкая маслянистая жидкость, медленно ползла вверх по штанинам белых брюк, по измятым рукавам пиджака, хватаясь все выше и выше своими черными извивающимися щупальцами.
– Я не...
– теневая пленка схватила его за горло, и он захлебнулся последним словом.

Затем его абсолютно черная, покрытая вязкой теневой жидкостью, фигура с тру­дом, шатаясь, поднялась на ноги и выпрямилась во весь рост. Наконец, в том месте, где должно было быть лицо, черная пленка треснула и спешно поползла вниз, вновь ста­новясь тенью. Она сползала, и можно было видеть, что его белый костюм сменился угольно-черным. Пленка покинула его черные туфли, и он, отряхнувшись, выудил из воздуха свой сверкающий чернотой котелок и водрузил его на голову, несколько раз повернув то по, то против часовой стрелки.

– Альфо!
– пронесся его мерзкий голос над каменным полем.
– Вылезай - по­следствия твоего идиотизма еще исправлять надо!

– Иду, Франий, иду...
– невесело донеслось откуда-то издалека. Там, навстречу Франию, еле видимая в тумане двигалась фигура в цилиндре...

XXX

"...И нашел он приют в деревне заснеженной, что Нордлинкой звалась, где и прожил остаток бесчисленных дней своих до

сего дня, пятого декабря 5049 года от Со­творения Мира", - капля чернил упала с кончика пера и растеклась кляксой после по­следнего написанного слова.

Д'Эрмион отложил перо и аккуратно промокнул кляксу рукавом. Через помут­невшее оконное стекло на письменный стол струился мягкий розоватый свет кровавого заката.

Все было закончено.

Он прошелся несколько раз из угла комнатки в другой ее угол, посмотрел в окно: на улице в вечернем воздухе медленно и печально кружили снежинки. Откуда-то, не­смотря на металлопластиковые окна, ветер доносил жалобный вой скрипки.

Послышались множественные проваливающиеся в снег шаги на улице. Затем стук в дверь. Д'Эрмион, сняв свою старую изношенную шляпу с обрубленным и смя­тым пером с крючка и нахлобучив ее на голову, пихнул входную дверь вперед. На по­роге его ожидали трое в форме государственных служащих с золотыми нашивками Тайной Полиции.

– Маркус д'Эрмион, - говорил, по-видимому, старший из них, в синей фуражке со звездочкой, - именем Их Величества, короля нашей священной Империи, Леварда IV Бессмысленного, Вы за дерзкое убийство Его Величества, Геральда III Синезубого, приговорены к смерти на месте. Ваше последнее слово, - три черных пистолетных дула уставились на д'Эрмиона.

– Прошу дать мне еще несколько секунд...
– слабым, хриплым голосом шепнул д'Эрмион. Он медленно коснулся сухими желтоватыми пальцами правой руки своей шляпы и снял ее, прижал ближе к сердцу и, промолвив: "Давайте..." - отпустил шляпу. Раздались три почти одновременных выстрела. Он почувствовал необычайную легкость, ноги его подкосились, и он упал, закрыв глаза. Он летел далеко во тьму, дабы больше никогда не очнуться. Его испорченная злым роком жизнь наконец завершилась, и в последнюю бесконечно долго уходящую секунду он ощутил то удовлетворение и счастье, какого не испытывал ранее никогда.

Две пули вонзились ему в сердце, одна - точно в лоб - смерть была мгновенной... Он упал на ступеньке своего домика, и алая, огненная кровь закапала на кристально чистый, белый снег рядом с упавшей посеревшей от времени, но некогда зеленой шляпой, на которой от каймы драгоценных камней осталось менее десяти мел­ких поблекших камешков, и когда-то величественное огненно-красное перо сейчас своим маленьким бледно-розовым обрубком подрагивало на легком зимнем ветерке, а где-то далеко, на другом конце деревушки, а может быть даже и целого мира, рыдала скрипка, оплакивая забытую мечту, томящуюся в высокой башне посреди моря иллю­зий, порожденных вечно стремящимся от нее прочь сознанием. Она рыдала, а неукро­тимый, свободный ветер донес ее плач до ушей безмолвного мертвеца, обреченного прожить так, как угодно было высшим созданиям...

XXXI

Бескрайнее шахматное поле все так же продолжало сверкать своей бесконечной чистотой. В этом царстве вечного света и тишины, усевшись поудобнее за маленьким серебряным столиком, двое играли в самые обыкновенные шахматы. Как бы мы ни пытались заглянуть и посмотреть на них в упор, у нас бы ничего не вышло, ибо они, словно по велению высшей силы, все время были повернуты к нам спинами, но так или иначе не было сомнений, что это Альфо и Франий, наверняка давно уже сме­нившие свои лица, с которыми они представали пред нами ранее. Франий попыхивал трубкой, а Альфо, подперев голову, покачивался из стороны в сторону.

– Так чем же закончилась та история, Франий? Я позволил себе не следить более.
– спросил Альфо, съедая конем черную пешку.

– Самым естественным образом, дорогой мой Альфо - все умерли, - отвечал Франий, отправляя этого самого белого коня, но уже съеденного слоном, к остальным трофейным фигурам, коих пока было не много в отличие от его противника.

– То есть как? И тот самый? как его...эх, забыл...

– Да, буквально минуту назад его фигуру, как и я сейчас твою пешку, сняли с на­шей доски.