Конечная История
Шрифт:
– Где ты, Юрм?!
– звал Гильберт, не видя ничего вокруг. Черный вихрь подхватил его. Голова его закружилась, его пробрал кашель, и он, уносимый вихрем, повалился без сознания...
XXI
Вечером третьего дня от отбытия Гильберта над столицей разыгралась гроза. Все еще остававшиеся верными Их Величеству гвардейцы занимали боевые позиции. Опустевший Транеус готовился к осаде. Все это могло бы быть очень смешно, кабы не было так грустно: полторы тысячи человек в еще два дня назад почти миллионном городе должны были самоотверженно защищать столицу и, прежде всего, Их Величество от двадцатикратно превышающих их числом соединений Северной, Западной и Восточной армий, действующих сообща. К тому же в скором времени должно было присоединиться
Верные Их Величеству бойцы занимали позиции на крышах домов, кольцом огибающих старый замок. Особенное внимание уделили исторической дыре в стене, которая три дня назад была "немножечко" расширена. Занимались места у бойниц в каждой башне. Под начальством всегда пьяного, а в тот день особенно, господина Зильвена по приказу Их Величества из подвалов были вытащены и приведены в боевую готовность двадцать две пушки еще времен короля Забулона III, проведшего последнюю маленькую победоносную войну за владение горными пределами (триста лет до похождений Маркуса д'Эрмиона). Впервые за последние две тысячи лет был поднят мост, механизм которого изрядно проржавел, а также специально два дня не кормили крокодилов во рву. Под страхом расстрела на месте мобилизовали даже магов, не успевших осуществить свои замыслы и смыться в Зазеркалье. Их настигли как раз в тот момент, когда брат Вимбилдана, Аубидрокс, протягивал магам руку помощи из зеркала -- Аубидрокса, в общем, тоже мобилизовали, насильно вытянув из зеркала.
Сам же Гримнир был один-одинешенек в огромном темном зале пиршеств. Десятки мрачных портретов предыдущих правителей, выполненные в багровых тонах, осуждающе глядели на сгорбившегося на своем месте во главе стола и закрывшего лицо руками императора. Дикий страх пробирал его с ног до головы, и он безостановочно молил Создателей спасти его грешную душу. Последний раз Гримнир испытывал подобное, когда его мать случайно или специально заперла на полдня в лишенном всякого освещения сарае.
Часы пробили семь часов вечера, и с последним ударом, совпавшим с раскатом грома, пошел дождь. Этот дождь был иным, не тем, что лил три дня назад. Он не жег всего, чего касались капли, а наоборот -- нес свежесть... То была последняя отрада для всего Фенрота...
Ожидание томило. Гвардейцы уже устали вглядываться в туманную даль, откуда должны были потечь к Замку вражеские войска. Наконец, в семь часов и двенадцать минут все началось...
Со стороны Тор-Венира -- расположенной недалеко на северо-востоке крепости, отстроенной для защиты столицы от набегов северных народов, - в небо взлетел пылающий шар. Он пронесся, оставляя дымящийся хвост, под тяжелыми тучами и обрушился на пустые крыши трех соединенных вместе домов, отделенных от рва еще двумя рядами построек. Следующий, пущенный уже с западной стороны, был куда точнее -- пылающий шар приземлился на головы засевших на крыше официального жилища Гильберта стрелков и похоронил их под собой и под тем, что осталось от домика.
В вечернем тумане показались враждебные полки. Они медленно растекались по крайним улицам города, дабы пробраться мимо затаившихся на крышах стрелков с минимальными потерями и собраться снова на главной площади, чтоб начать штурм замка. Затем на крышах появились десятки бойцов, направленные ликвидировать стрелков.
Затрещали выстрелы, разбавляемые время от времени проносящимися в воздухе свистящими и завывающими огненными шарами. Имперцы сосредоточили силы на уничтожении пяти из пятнадцати ведущих к главной площади направлений, ибо на них были замечены значительные количества дальнобойных орудий. Загремели пушки башен. Они должны были вести заградительный огонь, препятствуя продвижению войск противника, предоставив возможность кучке стрелков на крышах перебить как можно больше неприятелей. Однако древние, рассчитанные больше на устрашение, чем на активное поражение противника, орудия времен Забулона III не возымели должного действия. К тому
Навстречу ободрившимся, ибо больше не поливаемым смертоносным свинцом сверху, а лишь ловящим лишенные всякой убойной силы ядра, узким, но бесконечным потокам противников выдвинулись имперские гвардейцы, сопровождающие возвышающихся над ними на две головы гренадеров. Они занимали позиции у нагромождений всяческого мусора, наваленного заблаговременно, дабы задержать врага.
Не стоит долго томить абсолютно бессмысленными описаниями действий имперцев, не приносящих никаких особо полезных плодов. Больше половины стрелков были уничтожены постоянно забирающимися на крыши противниками. Конечно, нельзя не сказать, что очень и очень многие сотни осмелившихся подняться наверх были отстреляны, но это были лишь капли в том море. В конце концов, пули и храбрость стрелков закончились, и они, подгоняемые бегущими по крышам отрядами противника, вынуждены были отступить...
Гримнир оторвал ладони от лица. Его раненный глаз был закрыт повязкой, из-под которой выглядывал аккуратный шрам.
Двери, только вчера поставленные на место, осторожно отворились. Вошел тяжело дышащий гвардеец и, безнадежно взглянув на так же безнадежно глядящего на него императора, вздохнул и заковылял к лестнице, ведущей на балкончик зала пиршеств и дальше, к башне Гармонии.
Ударили залпы пушек -- Гримнир подскочил, корона его съехала набок. Прогремело снова, но уже за пределами замка. Это могло значить только одно -- враг пробился к главной площади и, еще не способный войти в замок, развернул свои орудия. Их Величество прошелся вокруг стола, и, когда он возвращался обратно к своему креслу, снаружи громыхнуло вновь. Новая повешенная люстра качнулась и рухнула на разложенную на столе карту города, на которой черными крестами были отмечены все возможные направления ударов.
– Нет... нет... Этого не может быть... это все сон...
– зашептал император и, удерживаясь за стену, чтобы не упасть при все учащающихся громоподобных залпов, захромал к дверям. Он выглянул из зала: потолок коридора обрушился в некоторых местах, и на обломках лежали раскуроченные бездыханные тела. Осторожно, чтобы не задеть, он прошел меж мертвыми к винтовой лестнице, ведущей в башню Удачи -- бессменное место уединения всех правителей Империи.
Он поднимался по холодным мрачным ступенькам, старательно выложенным древним мастером, когда стены содрогнулись вновь. Гримнир упал, но успел ухватиться за выступ, чтоб не полететь кубарем вниз. Его корона свалилась с изрядно поседевшей за последние три дня головы и, звеня и сияя во мраке серебром, покатилась, подпрыгивая, вниз. Гримнир, не вставая на ноги, продолжил восхождение.
Взобравшись на самый верх, он осторожно, как будто бы боясь сорваться в пропасть, нащупал резную ручку массивной дубовой двери, укрепленной двумя металлическими пластинами, и ввалился внутрь помещения.
Тем временем воины императора вынуждены были отступить в замок. Для этого им спускались из окон веревочные лестницы, и они, обязанные, если хотят выжить, перепрыгивать через головы голодных крокодилов, минуя клацающие зубами-бритвами пасти, дружною толпою как можно скорее взбирались наверх.
Каким бы бессмысленным все это действо ни было, но все же мизерные шансы у обороняющихся были. Увы, нарастающая паника и крах всякого порядка не дали ими воспользоваться.
Их Величество, чуть ли не плача, глядел через застекленное окно башни Удачи, куда только очень редкий снаряд мог добраться, на багровое солнце, погружающееся в черно-зеленое море леса, затянутое пеленою дождя. Вдруг кто-то намеренно прокашлялся за его спиной. Гримнир обернулся: перед ним стоял весь в черном, вертящий на левой руке шляпу-котелок, а правой, облаченной в черную кожаную перчатку, разглаживающий свои угольные волосы, с которых сыпалась сажа, человек.