Копейщики
Шрифт:
«А ведь, похоже - парень не врет», - решил барон, будто в первый раз рассматривая связанного агарянина.
С каждым годом, проведённым на Востоке, Меро всё чаще становился свидетелем страшных дел, которые были недостойны не только воинства Христова, а даже разбойников с большой дороги. Но чтобы кто-то из братства при свидетелях пошёл на осквернение мусульманской святыни, а тем более коварно присвоил её? Да зачем она была им нужна? Может, тогда на дороге свирепствовали дезертиры или мародеры? Впрочем, с этим он разберётся позже. А вот как поступить с пленником -
– Как звали твоего брата?
– Какая тебе разница?
– Клянусь Гробом Господним, я бы хотел сделать все возможное, дабы обелить наш орден в твоих глазах и покончить с враждой.
Сельджук недоверчиво помолчал, но затем, гордо выпятив подбородок, ожег крестоносца взглядом.
– Амир. Его звали Амир.
Утро пришло вместе с тупой болью в утраченном глазу, хрустом овса на зубах лошадей и яростным шепотом верного Андрэ:
– Не стоит его тревожить! Он плохо спал!
– К дьяволу! Нам ещё повезло, что мы вообще проснулись! Быстро пусти меня нему.
– Не могу!
– Да… я тебя сейчас!
Меро узнал норманнский выговор Бертрана и поднял руку.
– Что случилось? – собственный голос показался ему карканьем ворона. – В чём там дело? За что ты хочешь убить моего оруженосца, рыжий медведь?
– А за то, что по вине этого бездельника все мы могли уже стоять перед Всевышним и держать ответ за грехи свои. Твой сарацин сбежал!
– Как! – Гюи с трудом приподнялся и увидел, что возле столба, где был привязан пленник, болтается обрывок веревки.
– Не понимаю. Как?
– Вот и я не возьму в толк, – Бертран, сложив руки на широченной груди, казалось, вот-вот испепелит гневным взором несчастного Андрэ.
– Оруженосец, который обязан нести караул, охраняя раненого рыцаря, заснул, как мальчишка - и вот на тебе, араб убегает! Между тем, клянусь вторым пришествием Иисуса, сельджук этот мог вполне вскрыть горло вам обоим!
– Остынь, друг мой. Андре и есть мальчишка, – коротко, но веско бросил де Меро.
– И парнишка тут совсем ни при чём. Я одним глазом, и то вижу, что веревки перерезаны – а, значит, у агарянина был сообщник.
Гюи вспомнил, о чем они беседовали с пленником в полночный час, и дернул себя за ус. Не похоже, чтобы у сельджука могли оставаться товарищи на свободе. После вчерашней жаркой стычки живых среди арабов просто не могло быть.
«Зато... если связанного по рукам и ногам Зайда не мог спасти товарищ по оружию, то это сделал тот, кто жаждал проникнуть в тайну вчерашнего разговора…» - подумал вдруг Меро.
Застонав, он встал, подошел к столбу и внимательно осмотрел песок в радиусе пяти локтей. Судя по отпечаткам подошв, сельджук сопротивлялся изо всех сил, и, значит - догадка верна. Очевидно, что к заснувшему арабу подкрались сзади, заткнули рот, надели мешок на голову и оттащили
Гюи уже стоял в полусотне шагов от места стоянки рыцарей Тампля. Краем глаза он заметил, как возле палаток госпитальеров суетились люди.
– Не рано ли? – подумал не выспавшийся барон.
С перекошенным от головной боли лицом он снова наклонился к земле. Вот и отпечатки подкованных копыт. Однако человек, выкравший из-под носа у крестоносцев пленника, явно был неробкого десятка. Сотворить такое в непосредственной близости от спящих и не разбудить их - тут нужна сноровка. И, конечно, большая сила вкупе с горячим желанием.
Меро повернулся к насупленному, испачканному копотью костра рыжебородому тамплиеру.
– Вот что, мой друг, брось злиться. Тут что-то не так. Сдаётся мне, здесь закручивается дело с гораздо более интересной интригой, чем надоевшая тебе рутина по патрулированию дорог.
– Господин, позволь… – влез в разговор оруженосец, но, получив тычок от Бертрана, осекся и смиренно отошел к разложенным на дерюге доспехам. Он хорошо знал, что его наставник никогда понапрасну не упрекнёт его в нерадивости – а, значит, стоило до времени попридержать свой язык.
– К чему это ты упомянул про интригу? – упрямо наклонил голову Бертран.
– Даже если кто из арабов прокрался к нам в лагерь - он бы не смог миновать все посты. Госпитальеры, конечно, не чета нашим братьям, но охрану стоянок они нести умеют.
– Об этом и речь, брат! – мягко улыбнулся Меро. – Проникни сюда сельджуки - и мы бы все лежали с перерезанными глотками. А здесь попахивает предательством и подлостью.
– Андрэ! – Гюи обернулся к оруженосцу. – Ты провинился передо мной, но у тебя есть возможность искупить свою вину. Ступай сейчас к обозу госпитальеров и потолкайся там среди слуг и монахов. Узнай, не слышал ли кто-нибудь странных звуков этой ночью, да заодно посмотри, вдруг в поклаже шевелится что, или мычит кто-нибудь.
– Сделаю, – юноша кивнул и, дождавшись жеста, что его более не задерживают, стремительно вышел наружу.
– Думаешь, госпитальеры могли освободить араба? – недоуменно спросил нетерпеливый и скорый в суждениях потомок норманнов.
– Пока не знаю, Бертран, пока не знаю. Всякое бывало на Святой земле. Очень уж настойчиво вчера меня расспрашивал про пленника этот Энже. Он хотел знать, какие тайны хранит араб. А не хочу ли я обменять его? С учетом ночных событий - интересная картина получается.
– И что же такого неверный тебе рассказывал? Небось, про выкуп, да про своих сестер, изнасилованных при осаде Иерусалима, – рыцари не спеша вернулись в тень шатра.
– Да нет, друг мой. История его гораздо интереснее. Может статься, самому де Пейну ее передать стоит. Но до наших территорий еще добраться надо. И хорошо бы живыми. Пойдем, Бертран, попробуем разговорить ле Энже.
– Мой господин, - отбросив полог, закрывающий вход в палатку, внутрь ворвался оруженосец. Вид его был в достаточной степени взволнованный и обескураженный. – Госпитальеры уходят!