Копи царицы Савской
Шрифт:
Лавров устыдился собственного испуга из-за такой безделицы, но остался сидеть, выравнивая дыхание. В доме явно ощущалось чье-то присутствие. Молодой человек мог бы поклясться, что он здесь не один. Еще пару минут назад он ничего такого не чувствовал. А теперь... у него даже мелькнуло дичайшее желание принести извинения за свое вторжение...
– Черт! – повторил он. – У меня крыша едет...
Словно в подтверждение его мыслей наверху послышались шаги.
– Точно крыша едет...
Лавров прислушался. Тишина. Естественно! Кому там ходить-то? Нервы
Он решительно поднялся, пристроил фонарик – освободил руки, чтобы можно было рыться в шкафу, – и принялся методично осматривать содержимое полок и выдвижных ящиков. Коробочки, баночки, скляночки с реактивами, колбы, пробирки, ступки с пестиками... минералы, куски породы, семена каких-то растений...
У Лаврова лопнуло терпение.
– О, мама миа! Я тут до второго пришествия проторчу!
Кипы бумаг с непонятными чертежами и расчетами его не заинтересовали. Допотопные приборы неизвестного назначения – тоже. Распахнув очередную дверцу, Лавров не сдержал возгласа и отпрянул. Прямо перед ним в полный рост стояла... женщина. Она занимала целую секцию шкафа.
Непрошеный посетитель тихо выругался. Он не сразу сообразил, что это – манекен. На манекене были надеты модный кашемировый свитер и джинсы. Лавров зачем-то протянул руку и пощупал свитер. Пальцы коснулись твердого тела манекена. А чего он ожидал? Вряд ли Таленников занимался изготовлением человеческих мумий...
– Охренеть! – выдохнул Лавров.
Манекен чем-то поразил его, заворожил. Он стоял, не в силах двинуться с места. За его спиной происходило бесшумное движение... Дзинь!.. Фонарик, который лежал на этажерке напротив шкафа, упал на пол и погас. Лавров уклонился инстинктивно, и удар обрушился на него по касательной...
Глава 31
После беседы с начальником охраны Колбин ощущал стыд и раздражение. Очарование момента схлынуло, он выговорился, и минутное удовлетворение сменилось крайним недовольством. Как он позволил этому мужлану загнать себя в угол?
«У него ничего нет против меня, – твердил Колбин. – Я дал маху. Спасовал перед его напором. А знахарка-то оказалась живучая, оклемалась...»
Теперь Колбину надо было сохранить лицо. И он ломал себе голову, как с честью выйти из позорной и смешной ситуации. «С честью» – уже не получится. Хоть бы с наименьшими потерями. Работать рядом с Лавровым, который имеет на него «компромат», не представлялось возможным. И уволить мятежного сотрудника не выйдет. Он заделался чуть ли не личным телохранителем вдовы Зебровича, а наследство еще официально не оформлено.
Кроме того, Колбин опасался, что если он начнет притеснять Романа, тот найдет на него управу. Распустит слухи о неблаговидном поведении главы компании, и прощай репутация.
Не только Колбин думал в этот вечер о Лаврове. Глория тоже несколько раз набирала его мобильный номер. «Абонент ответить не может», – сообщал вежливый голос диктора.
– Куда его понесло? – гадала молодая женщина.
Попытки мысленно вообразить, где
– Ты связывался со своим начальником? – спросила она у охранника.
– Нет, а что? – насторожился парень. – Роман Васильевич не любит, когда его не по делу беспокоят.
Хитрость Глории не удалась, и она принялась готовить ужин. Кулинария никогда не привлекала ее, но надо же чем-то заняться. Отбивая мясо, она думала о Колбине. Роман вкратце передал ей разговор, который состоялся между ним и бывшим заместителем Зебровича. Колбин клялся, что не трогал Митрофаниху, и признался только в отправлении дурацкого обряда.
«Муж ничего не говорил тебе о фетише?» – спросил Роман.
«Нет... я бы запомнила. Толик не был суеверным...»
Она сравнила данные о таинственном фетише, который якобы способствовал Зебровичу в ведении бизнеса, и свои догадки о кладе, найденном друзьями при углублении погреба на даче в Прокудинке.
– Возможно, Пашка с Толиком не поделили именно свою находку, а не меня... – прошептала она и попала отбивным молотком по пальцу.
– О-о-ой! А-а-а...
На ее крик в кухню вбежал испуганный охранник.
– Что случилось, Глория Артуровна?
– Ничего... палец ушибла...
Подставив пострадавший палец под холодную воду, она подумала: «Тогда Толик мог желать смерти Паши совершенно по другой причине. И я тут ни при чем! Он решил убить друга потому... потому, что...»
Когда Паша с Толиком ссорились, речь могла идти не о женщине, а о загадочной находке. Но почему они называли эту находку «она»? Да очень просто... находка – она... предмет женского рода.
Ушибленный палец онемел от ледяной воды, но Глория не чувствовала ни боли, ни холода. Близость разгадки горячила ее кровь.
Колбина Глория отбросила как отработанный материал. Вряд ли этот недалекий, несмотря на его хваленый интеллект, мужчина мог претендовать на роль Гнома.
– Давайте я закончу... – предложил охранник, который, глядя на мясо, ощутил голод. – Тут пару кусочков осталось. А у вас палец болит.
– Да-да...
Глория отошла от крана и вытерла руки бумажным полотенцем. Парень, которого приставил к ней Лавров, кое-что соображал в приготовлении пищи. Дело у него спорилось. Вскоре на блюде выросла горка румяных отбивных.
– Давай ужинать, – вздохнула Глория, с сожалением глядя на палец. Под ногтем разливалась густая синева.
– Вы лед приложите... – посоветовал охранник.
– Да ну его! Лень...
Когда они допивали чай с печеньем, позвонила консьержка. Сказала, что к госпоже Зебрович явился какой-то Санта. В квартиру подниматься не хочет... просит хозяйку выйти.
– Санта?
Глория от неожиданности опрокинула чашку – благо чая в ней оставалось на донышке.
– Я позвоню Роману Васильевичу, – потянулся за телефоном охранник. – Спрошу, можно ли вам встречаться с этим Сантой. Вы его знаете?