Копи царицы Савской
Шрифт:
– Муха?
– Ну да... звучит похоже... Маух, Муха... пару буковок переставил, и совсем другой смысл. А? Вот тебе и каббала, Рома!
В глазах Колбина уже не метался страх, не сверкали искры гнева. Он увлекся этим разговором, сбрасывая груз тайны, которая тяготила его. В сущности, ничего противозаконного он не совершил. Поведение его выглядело глупо, несолидно, но и только...
Лавров уже без агрессии, а скорее с сожалением смотрел на Колбина. Новый глава компании предстал перед ним в самом невыгодном свете. Но кажется, он действительно не виноват
«Либо он потрясающий актер, – выразил озабоченность внутренний оппонент Лаврова. – Либо ты редкостный лох, Роман!»
Соглашаться со вторым допущением не хотелось, и начальник охраны остановился на первом. Должно быть, Колбин незаурядный лицедей, раз он так убедительно лжет.
Третий вариант предполагал бы, что дражайший Петр Ильич говорит правду. Но тогда все действия, предпринятые Ларовым, оказывались пустыми и ненужными. Расследование сделало круг и вернулось к отправной точке.
– Гном! – без всякой связи с предыдущей темой произнес начальник охраны, не спуская с Колбина пристального взгляда.
Тот, кажется, не понял, о чем речь.
– Что? – обронил он, не дрогнув.
– Ничего... так...
– Ты больше не подозреваешь меня в убийстве Зебровича?
Лавров отрицательно покачал головой. Как бы там ни было, пусть Колбин успокоится, расслабится.
– Старушенцию я тоже пальцем не трогал. Клянусь!
Лавров опять кивнул, гадая, на каком этапе он пошел по ложному пути. Петр Ильич – актеришка так себе. Не по силам ему роль главного злодея...
А кому по силам? Роман подумал о покойном хозяине дома в Черном Логе. Странный был человек, и слуга у него странный...
Глава 30
Кажется, Глории уже целую вечность не снился повторяющийся сон. И вот она снова бредет по бесконечной анфиладе комнат... окна в сад распахнуты, оттуда льется лунный свет и звуки серенады: «Мне понятно все томленье, вся тоска любви-и...»
Глория в смятении прислушивается. Из сада доносится аромат лавра и цветущих магнолий. Она вглядывается в темноту... По вымощенной плитами аллее идут императрица и придворный шут... Прекрасная дама наклоняется к своему маленькому кривоногому спутнику, смеется... Она настолько же обворожительна, насколько он безобразен...
– Тебя ждут грандиозные перемены... – шепчет кто-то на ухо Глории.
Она вздрагивает и... просыпается. Ффу... Что это было?
Слышно, как в кухне охранник готовит себе завтрак – запекает бутерброды и варит кофе. Он уже давно на ногах и успел проголодаться. Глория со стоном садится на постели. Ну и ночка! Сначала никак не уснешь, потом никак не проснешься. Она проводит пальцами по лицу, будто сбрасывая пелену сонного наваждения. Потом падает на спину и лежит, уставившись в потолок. На нем не дивные итальянские фрески в духе Рафаэля, как во сне, а шероховатая белая штукатурка. На этой декоративной штукатурке настоял ее муж Анатолий.
Вместе с мыслью о муже пришла, словно тень, мысль о
– Наверное, мне не следует продолжать жить в этой квартире, – пробормотала она. – Здесь все напоминает о прошлом. Нельзя жить прошлым.
Глория проснулась только наполовину. Другая часть ее сознания все еще блуждала в потемках сада... где отрывочные видения чередовались с полными провалами в памяти...
Вот двое копают землю. Ширк-ширк... ширкширк... Лопаты вонзаются в грунт, отбрасывают его в сторону. Ширк-ширк... Эти двое поразительно напоминают Толика и Пашку...
«В деревне без погреба никак... – язвительно заявляет Алина Нефедова. – Брат сам углублял, а Толик ему помогал...»
«Да они погреб копают! – догадалась Глория. – На даче в Прокудинке!»
Она напряглась, вызывая в памяти концовку видения. Хотя... разве она могла помнить о том, чего не видела? О чем понятия не имела?
Пашка поддел лопатой старое трухлявое бревно, оно треснуло и вывалилось из кладки, посыпалась земля, в глубине ниши показался угол железной коробки... Звяк!.. Крак!.. Это Пашка пробует коробку на прочность...
Толик перестал копать и опустил лопату, глядя на ржавую коробку.
«Чего это мы нашли? Клад?»
«Хрен его знает...»
Видение померкло в тот самый момент, когда Глория затаила дыхание, наблюдая за происходящим...
– О нет! Где же ты? – рассердилась она. – Давай! Покажи мне, что было дальше!
К кому она взывала?.. Глория то закрывала, то открывала глаза, прикладывала пальцы к вискам, потирала лоб. Бесполезно! Глухая чернота стояла стеной и не желала расступаться.
Глория решила, что никакого видения не было. Это все плод ее разгоряченного воображения, ее больного мозга, измученного переживаниями и большими дозами препаратов, которые ей кололи в подвале.
Она встала, выпила воды, накинула халат и отправилась в ванную. Лежа в воде с хвойным экстрактом, она отдалась на волю ощущениям. Блаженный покой длился недолго. Мысли вернулись на круги своя, захватили ее и увлекли за собой, как сильное течение увлекает ослабевшего пловца. Она пришла к выводу, что видения возникают спонтанно и не зависят от ее желания или нежелания. Их вызывает нечто, не поддающееся ее опыту... Картины жизни, которую она не могла постичь умом, охватить своим пониманием, всплывали и опускались обратно в пласты подсознания совершенно без ее участия. И это пугало Глорию. Она становилась заложницей неконтролируемых процессов...
Глория вытерлась насухо и обмотала голову полотенцем. В зеркале отражалось ее бледное растерянное лицо. Неужели Агафон сумел-таки передать ей своих «джиннов» или как их там еще...
– Бери, пользуйся! – с радостной улыбкой вымолвил он, протягивая ей сжатую в кулак руку. И что там, в кулаке, было неизвестно.
Глория отшатнулась от зеркала и сделала несколько глубоких вдохов, чтобы успокоиться. Какая тут, к черту, хвойная ванна! Тут впору стакан коньяка шарахнуть, и то не факт, что поможет отключиться.