Копилка Сатаны (Ученик дьявола)

Кинг Стивен

— Разрешите мне внести встречное предложение, — сказал Бауден. — У вас есть система аттестации за половину четверти?

— Да, — осторожно согласился Калоша Эд. — Карточки определения успехов. Дети, правда, называют их «хвостовки». Их получают только те, чей средний балл за половину четверти ниже 78. Иными словами, эти карточки получают двоечники.

— Очень хорошо, — сказал Бауден. — Тогда я предлагаю вот что: если мальчик получит хоть одну такую карточку, хотя бы одну, — Он поднял вверх узловатый палец. — Я предложу сыну и невестке ваши консультации.

Более того, — он произносил «то-го», — если мальчик получит хоть одну карточку в апреле…

— Мы раздаем их в первую неделю мая.

— Да? Если он получит хоть одну, я гарантирую, что они примут предложение о консультациях. Их очень волнует учеба сына, мистер Френч. Но сейчас они так погрязли в своих собственных проблемах, что… — Он пожал плечами.

— Понимаю.

— Так что давайте выделим им время разобраться в собственных проблемах. Спасение утопающих — дело рук самих утопающих, ведь так говорит пословица, правда?

— Да, вы правы, — ответил Калоша Эд после секундного раздумья… и быстрого взгляда на часы, которые показывали, что через пять минут у него следующая встреча. — Я принимаю ваше предложение.

Он поднялся, и Бауден встал вместе с ним. Они снова пожали друг другу руки, Калоша Эд старательно щадил подагру старика.

— Но со всей откровенностью должен вам заметить, что очень немногие ученики могут за пять недель занятий наверстать упущенное за две четверти. Очень много материала надо усвоить, очень много. Я думаю, вам придется позаниматься с вашим внуком, мистер Бауден.

Бауден снова слабо и смущенно улыбнулся:

— Правда? — это все, что он ответил.

Что-то вызывало беспокойство Калоши Эда в течение всего разговора, и через час после ухода «лорда Питера», завтракая в кафетерии, он понял, что именно.

Они проговорили с дедом Тодда добрых четверть часа, даже почти двадцать минут, и все это время старик ни разу не назвал внука по имени.

Тодд промчался во весь дух по дорожке к дому Дуссандера и поставил велосипед на подставку. Занятия в школе закончились всего пятнадцать минут назад. Одним прыжком преодолел ступеньки, открыл дверь своим ключом и устремился по коридору в освещенную солнцем кухню. На лице словно нарисован пейзаж из обнадеживающего солнца и печальных туч. Он задержался на секунду в дверях, ощущая спазмы в желудке и в горле, и глядя на Дуссандера, качающегося в кресле со стаканом виски на коленях. Тот все еще был в своем лучшем костюме, правда, на пару сантиметров ослабил галстук и расстегнул верхнюю пуговицу. Он смотрел на Тодда, как на пустое место, и его глаза ящерицы были полуприкрыты.

— Ну, — выдавил, наконец, Тодд.

Дуссандер выдержал паузу, показавшуюся Тодду длиной лет в десять. Потом демонстративно поставил стакан на стол рядом с бутылкой виски и произнес:

— Этот дурак поверил всему.

Тодд облегченно выдохнул.

Но не успел опять вдохнуть, как Дуссандер добавил:

— Он хотел, чтобы твои несчастные, замотанные родители прошли куре консультаций у одного из его друзей в городе. Очень настаивал.

— Боже! И вы… что вы… как вам удалось убедить его?

— Пришлось соображать быстро, — ответил Дуссандер. — Как

в рассказе Саки у маленькой девочки, так и у меня, способность быстро реагировать всегда была сильной стороной. Я пообещал ему, что твои родители придут на консультации, если ты получишь хоть одну хвостовку в мае.

Тодд стал белым, как полотно.

— Что вы пообещали? — почти закричал он. — С начала четверти я уже завалил две контрольные по алгебре и одну по истории! — Он прошел в комнату, бледное лицо покрылось капельками пота. — Сегодня была контрольная по французскому, и ее тоже завалил… Я думал только о проклятом Калоше Эде и о том, удастся ли все уладить. Ну, вы и уладили, — закончил язвительно. — Не получу хвостовки? Да я получу их штук пять или шесть.

— Это все, что я мог сделать, не вызывая подозрений, — сказал Дуссандер. — Этот Френч, хоть и дурак, но свое дело знает. Теперь дело за тобой.

— Что вы имеете в виду? — лицо Тодда было угрожающим и ужасным, а голос — резким.

— Ты будешь заниматься. В ближайшие четыре недели заниматься больше и старательнее, чем когда-либо в жизни. Более того, в понедельник подойдешь ко всем учителям и извинишься за плохую успеваемость в последнее время. Ты…

— Это невозможно, — сказал Тодд. — Вы не поняли. Это невозможно. Я отстал по крайней мере на пять недель по естествознанию и истории. А по алгебре — больше, чем на десять.

— Неважно, — сказал Дуссандер. И налил еще виски.

— Думаете, что вы очень умный, да? — закричал на него Тодд. — Я не подчиняюсь вашим приказам. Время, когда вы отдавали приказы, давно прошло. Понятно? — Он резко понизил голос. — Самое страшное оружие здесь в доме — липкая лента от мух. Вы — ничтожество, просто разорившийся старик, пукающий тухлыми яйцами после того, как поедите «тако». Уверен, что еще и мочитесь в постель.

— Послушай меня, сопляк, — тихо сказал Дуссандер.

Тодд дернул головой в ответ.

— До сегодняшнего дня, — осторожно начал Дуссандер, — было возможно, чисто теоретически возможно, что ты можешь выдать меня, а сам остаться чистеньким. Я, правда, не верю, что с такими нервами ты это смог бы сделать, но это не важно. Это было технически возможно. Но сегодня все изменилось. Сегодня я изображал твоего деда, некоего Виктора Баудена. Никто не усомнится, что я сделал это с твоего… как это… молчаливого согласия. И теперь, мой мальчик, оказывается, что ты заляпан по уши. И оправдаться тебе нечем.

— Я хочу…

— Он хочет! Он хочет! — заревел Дуссандер. — Плевать мне на твои желания, меня от них тошнит, твои желания — кучка собачьего дерьма в канаве. Когда ты, наконец, поймешь, в каком мы сейчас положении?!

— Я понимаю, — пробормотал Тодд.

Он сжал кулаки, пока Дуссандер орал — он не привык, чтобы на него кричали. Теперь разжал их и тупо глядел на кровоточащие полумесяцы, оставшиеся на ладонях. Мог бы и сильнее пораниться, подумал он, но в последние месяца четыре стал грызть ногти.