Корабль невест
Шрифт:
Единственные танцы, на которые она ходила во взрослой жизни, устраивались в госпитальных палатах, и там все было просто. Она танцевала либо с коллегами, уже успевшими стать друзьями и державшимися на почтительном расстоянии, либо с пациентами, для которых она была чем-то вроде матери и которые, как правило, относились крайне почтительно ко всему, связанному с медициной. А потому она или советовала им “не перетруждать больную ногу”, или останавливала излишне ретивых, которым вообще нельзя было вставать с кровати. Старшая медсестра Одри Маршалл обычно шутила, что Фрэнсис не танцует, а выводит больных на прогулку в профилактических целях. А вот здесь она не знала,
– Всем привет, – сказал он, усаживаясь рядом с ней. – А я вас уже обыскался!
Слова сразу застряли у нее в горле. Он смотрел на нее в упор, при вечернем освещении его лицо казалось гораздо мягче. От его кожи немного пахло карболкой – характерный запах ткани, из которой сшита военная форма. Его рука небрежно лежала на столе перед ней, и Фрэнсис с трудом поборола в себе желание дотронуться до нее.
– Можно пригласить вас на танец? – спросил он.
Она представила, как он, обняв ее за талию, прижмется к ней всем телом, и внезапно почувствовала приступ паники.
– Нет, – отрывисто ответила она. – На самом деле я… я уже ухожу.
– Все верно, – немного помолчав, согласился он. – Никак не удалось вырваться пораньше. На камбузе произошел небольшой инцидент, и нам велели разобраться.
– В любом случае спасибо, – сказала она. – Желаю вам хорошо провести остаток вечера. – В горле у нее стоял ком.
Она собрала вещи, и он поднялся, чтобы пропустить ее.
– Фрэнсис, не уходи! – остановила ее Маргарет. – И ради бога, женщина, не вздумай ломаться. Ты просидела со мной весь этот треклятый вечер, а сейчас почему-то отказываешься от возможности сделать круг по танцплощадке. Я хочу видеть, что теряю.
– Прости, Маргарет, но я…
– Что значит твое “прости”? Ай, да ладно тебе, Фрэнсис! Какой смысл нам обеим подпирать стенку! Танцуй, пока молодой, как сказала бы наша дорогая подружка. Ну, давай! Ради Джин!
Фрэнсис посмотрела на него, затем – на скопление людей на палубе, на этот черно-белый водоворот, сама толком не понимая, чего, собственно, больше боится: невероятной толчеи или того, что окажется от него слишком близко.
– Вперед, женщина, не тушуйся!
Он по-прежнему стоял рядом.
– Ну что, быстрый танец? – Он протянул ей руку. – Мне будет очень приятно.
Не решаясь открыть рот, она молча оперлась о его руку.
Сегодня ночью она решила не думать о том, что все это невозможно. А еще о том, что испытывает те чувства, которые давным-давно запретила себе испытывать. О том, что последствия могут оказаться весьма болезненными. Нет, она просто закрыла глаза, вытянулась на койке и позволила себе предаться воспоминаниям, спрятанным глубоко в сердце: четыре танца, во время которых он был совсем близко, – одна рука в ее руке, другая покоится у нее на талии; его горячее дыхание на ее обнаженной шее, хотя он честно соблюдал дистанцию и вел себя вполне корректно.
Она вспоминала о том, как он посмотрел на нее, когда она решила уйти. О том, как он медленно и – если, конечно, ей не померещилось – неохотно выпустил ее руку. Но она тут же задалась вопросом: не причинит ли кому-нибудь вреда своими пустыми фантазиями? Он наклонился к ней и очень тихо сказал: “Благодарю вас”. Но был ли в этом какой-то скрытый
Она испытывала к нему нечто такое, что пугало ее и заставляло краснеть от стыда. И все же ей хотелось петь от радости, что она сохранила способность чувствовать. В тот вечер у нее в душе родилась целая гамма самых разнообразных эмоций, и это невольно наводило на мысль: а не подцепила ли она, случайно, какой-то передающийся морским путем неведомый вирус? Она еще никогда не замечала за собой такого лихорадочного состояния и неспособности собраться с мыслями. Она даже слегка прикусила руку, чтобы прекратить истерику, грозящую перерасти бог знает во что. Она заставила себя дышать глубоко и ровно в бесполезной попытке восстановить тот душевный покой, который помогал ей держаться последние шесть лет.
– Это всего лишь танец, – прошептала она, натягивая на голову простыню. – Так почему ты не можешь быть благодарна хотя бы за такую малость?
Неожиданно она услышала шаги под дверью, затем – мужские голоса. Кто-то разговаривал с дежурившим у их каюты морпехом – молодым парнем с рыжими волосами и сонными глазами. Она не стала особенно прислушиваться к их разговору, решив, что, наверное, наступило время смены караула. Но затем резко села на койке.
Это был он. Она замерла на минуту, желая убедиться, что не ошиблась, затем с бьющимся сердцем тихонько соскользнула с койки. Почему-то подумала о Джин и похолодела. Возможно, она была слишком ослеплена новыми ощущениями, а потому не обратила внимания на то, что было до нее.
Она приложила ухо к двери.
– Ну, что скажешь? – спросил он.
– Уже целый час прошел, – ответил часовой. – Но похоже, у тебя нет выбора.
– Мне все это не нравится, – сказал он. – Ужасно не хочется этого делать.
Не успела она отойти к койке, как дверная ручка едва слышно повернулась и дверь приоткрылась. В образовавшейся щели показалось его лицо, лишь отдаленно напоминающее лицо того человека, что недавно был с ней на палубе. Он застал ее врасплох: дрожа как осиновый лист, она стояла в узкой полоске падающего из коридора света.
– Я услышала голоса, – произнесла она, только сейчас осознав, что не одета. Схватив шаль, она набросила ее на плечи и стянула на груди.
– Простите за беспокойство. – Он говорил очень тихо, но в его голосе сквозило явное волнение. – Но внизу произошел несчастный случай, и я подумал… Послушайте, нам срочно нужна ваша помощь.
Танцы завершились неофициальными сборищами в разных отсеках корабля. Одно из них происходило в левом заднем углу раскаленной утробы машинного отделения, и именно там кочегар решил повальсировать с одной из невест на узком настиле над главным двигателем. Его отчет о случившемся оказался довольно сбивчивым, но, так или иначе, они свалились вниз. Кочегар лежал без сознания, а невеста поранила лицо.
– По очевидным причинам мы не можем позвать судового врача. Но нам необходимо извлечь их оттуда до смены караула, – сказал он и, замявшись, добавил: – Мы тут подумали… Я тут подумал, что вы можете помочь.
Она зябко поежилась и обхватила себя обеими руками.
– Простите, – прошептала она, – но я не могу спуститься в машинное отделение. Придется вам поискать кого-нибудь другого.
– Я тоже пойду. И останусь с вами.
– Дело не в этом…
– Вам нечего бояться, обещаю. Они знают, что вы медсестра. – (Она заглянула ему в глаза и поняла, что он имел в виду.) – Нам больше некого позвать на помощь, – произнес он, бросив взгляд на часы. – У нас на все про все не больше двадцати минут. Фрэнсис, пожалуйста!