Корабль невест
Шрифт:
– Но я… – Она не знала, что и сказать. И она заплакала, закрыв лицо руками.
Он отвел ее руки и сжал в своих широких ладонях:
– Посуди сама, я ведь никогда ничего не заставлял тебя делать насильно, ведь так?
– Да.
– Послушай, дорогуша, ведь Невилл – приятный человек, да?
Маленький, седой, усатый человек, похожий на мышь. Он весь вечер ухмылялся ей. А она-то думала, что ему просто интересно с ней разговаривать!
– И я ведь тебе небезразличен, да? – (Она молча кивнула.) – А для него это очень важно. И для меня тоже. Да ладно тебе, дорогуша,
– Я не хочу, – прошептала она. – Только не это.
– Всего-то каких-нибудь полчаса! И тебе ведь это тоже нравится, а?
Она не знала, что отвечать. Ведь каждый раз она была не настолько трезвой, чтобы хоть что-то запомнить.
Похоже, он принял ее молчание за знак согласия. Подвел к зеркалу.
– Знаешь, что я тебе скажу, – произнес он. – Тебе надо немного собраться. Неужели ты думаешь, что кому-нибудь приятно видеть зареванные лица?! Я распоряжусь, чтобы тебе принесли чего-нибудь выпить – например, бренди, что тебе так нравится, – и пошлю сюда Невилла. Вы двое прекрасно поладите. – И он, не оглядываясь, вышел из комнаты.
А потом она уже устала считать, сколько раз делала это. Она знала только то, что каждый раз напивалась все больше, а однажды ее совсем развезло, и мужчина попросил деньги обратно. Мистер Рэдклифф становился все более грубым, поэтому она по возможности пряталась в ванной, где так сильно оттирала кожу губкой, что та шла красными полосами, и девушки даже вздрагивали, когда она проходила мимо.
И вот как-то раз, когда шум в баре стал громче, а по лестнице туда-сюда сновали гости, Хун Ли заловил ее на пороге кладовки, где она спрятала бутылку рома. В преддверии встречи с двумя получившими увольнительную военными, которым мистер Рэдклифф намекнул, что у них имеется хороший шанс провести с ней время, она стояла между бочками пива “Каслмейн” и “Маккракен” и пила прямо из горлышка бутылки, уже успев осушить ее наполовину.
– Фрэнсис!
Она, как ужаленная, подскочила на месте. Будучи под хорошим градусом, она была не в состоянии сфокусироваться и узнала его только по синей рубашке, обтягивавшей мощные плечи.
– Ничего не говори, – произнесла она заплетающимся языком, оставив бутылку. – Я потом положу деньги в кассу.
Он подошел поближе, остановившись прямо под голой лампочкой на потолке, и она подумала, что он тоже хочет ее облапать.
– Ты должна уходить, – сказал он, прихлопнув вившегося около лица мотылька.
– Что?
– Ты должна отсюда уходить. Нехорошее место.
Это была самая длинная речь, которую она слышала из его уст почти за восемнадцать месяцев. И она рассмеялась горьким, сердитым смехом, перешедшим в рыдания. А потом наклонилась вперед, держась за бока, не в силах отдышаться.
Он неловко топтался перед ней, затем осторожно шагнул вперед, словно не решаясь дотронуться до нее.
– Я достал это для тебя, – сказал он.
Она уж было решила, что он собирается дать ей сэндвич. Но затем заметила деньги, зажатые у него в кулаке, – большую грязную пачку
– Что это? – прошептала она.
– Тот мужчина на прошлой неделе. Тот, что… – Он запнулся, не зная, как лучше описать последнего “друга” мистера Рэдклиффа. – Ну, тот, в блестящем костюме. Он держит игорное заведение. Я украл это из его машины. – Хун Ли протянул ей зажатые в кулаке деньги. – Возьми их. Уезжай завтра. Заплатишь мистеру Масгроуву, чтобы подвез тебя до станции. – Она стояла не двигаясь, а он все совал кулак с деньгами ей под нос. – Бери. Ты заработала.
Она тупо смотрела на деньги, спрашивая себя, не померещилось ли ей это по пьяной лавочке. Тогда она потрогала деньги, они были вполне материальные.
– А ты не боишься, что он скажет мистеру Рэдклиффу?
– Ну и что с того? Тебя уже здесь не будет. Завтра уходит поезд. Иди. Ты иди. – И, когда она промолчала, он в шутку состроил злобную гримасу. – Фрэнсис, здесь нет ничего хорошего для тебя. А ты хорошая девушка.
Хорошая девушка. Она удивленно смотрела на китайца. Оказывается, он не только может связно говорить, но и способен на проявление доброты. Она взяла деньги и положила в карман. На ощупь бумажки были мягкими от его потной ладони. Затем потянулась к его руке, чтобы сказать спасибо.
Но когда Хун Ли поспешно отстранился, до нее внезапно дошло, что его жалость имела привкус того, о чем ей даже не хотелось думать. Выходит, всего за три месяца “профессия” уже наложила на нее неизгладимый отпечаток.
Он кивнул ей, словно внезапно устыдившись своей немногословности.
– А как же ты? – спросила она.
– Что – я?
– Разве тебе не нужны деньги? – Ей не хотелось задавать этот вопрос, ведь в кармане у нее теперь лежало целое богатство.
Его лицо оставалось непроницаемым.
– Тебе они нужнее, – произнес он, резко развернулся, и его широкая спина исчезла в темноте.
Глава 16
Стирка белья: для стирки белья на борту корабля имеется ряд ограничений…
Запрещается вывешивать белье для просушки из иллюминаторов или в любом другом месте, где белье будет портить внешний вид корабля.
Инструкция для пассажиров женского пола, авианосец “Викториес”
Двадцать пятый день плавания
Бедная моя старушка. Хоть ты и не заслуживаешь столь тяжелой участи, но чему быть, того не миновать. – Он положил руку на холодный металл, на котором, как ему показалось, оставили отпечаток годы ожесточенных сражений.
Он выпрямился и оглянулся проверить, не слышал ли случайно Добсон, как он разговаривает с кораблем. Добсона совершенно выбили из колеи те изменения, что капитан Хайфилд внес в судовую рутину, и хотя капитану нравилось дразнить своего старпома, он понимал, что если зайдет со своими новшествами слишком далеко, то рано или поздно его призовут к ответу.