Корабль в вечность
Шрифт:
— Если б я хотел быть конокрадом, — сказал Адам, — то стал бы им много лет назад и был бы избавлен от муштры да скудной кормежки.
Вдобавок Инспектор послал за лошадьми в дальние гарнизоны на побережье.
— Не слишком критично, если тамошние батальоны останутся без приличной кавалерии, — сказал он, когда мы все собрались в конторе мытарей подсчитать, что уже сделано.
Инспектор рассылал приказы, и лошади прибывали. Это явилось самым весомым доказательством приверженности Инспектора нашему плану: сложно было подозревать его в недобросовестности, видя множество мускулистых коней. Каждый день табун пополнялся, так что вскоре пришлось
Неделями в городе стучали топоры и молотки, пока строились телеги. Удивительно, как много от них зависит. При атаке на Нью-Хобарт нашим необычным оружием стали тыквы, на которых мы вырезали предупреждения для городских омег. Теперь таким оружием станут громадные телеги, спешно сколоченные из неошкуренных и непросушенных свежесрубленных бревен, а так же из досок и балок разрушенных домов. В некоторых телегах балки связывались веревками, из других торчали гвозди, готовые впиться в неосмотрительную плоть.
— Конечно, особого удобства от этих повозок ждать не приходится, — сказал подошедший Инспектор, когда я смотрела, как в одну из телег запрягают лошадей. — Но мы старались сделать их полегче, чтобы они могли катиться быстро и везти тяжелый груз.
Я подозревала, что для освобожденных из резервуаров людей удобство будет мало что значить. Если мы прорвемся в убежище. Если достанем их из резервуаров живыми. Чем больше я об этом думала, тем больше копилось «если», и я бежала от мыслей вязать узлы, стремясь чем-то занять руки и утихомирить разум.
Понимая, что ответов не получит, Зак не тратил время на расспросы, почему молотки да топоры стучат с утра до вечера. Закованный в кандалы, он тоже неустанно работал. Я отмечала, как внимательно он следит за нами, когда мы ходим по приюту. Как мало спит, а просто лежит на кровати, глядя в потолок. Я не могла выпытать у него, что он задумал, как и он у меня, но я ни капли не сомневалась, что какой-то план у него есть.
Мы продолжали попытки его расколоть. Снова и снова задавали ему вопросы, где взрывной механизм и чего от него хочет Воительница. Но без толку. Когда Дудочник или Инспектор выходили из себя, орали или нависали над ним, сидящим в кандалах на кровати, он лишь приподнимал бровь и спрашивал, что же они с ним сделают, при этом многозначительно косясь на меня. А я всякий раз опускала глаза, стыдясь своего связанного с ним тела, стыдясь, что служу Заку гарантией от пыток.
* *
Мы назначили дату: до марша на Уиндхем и Шестое убежище оставалось четырнадцать дней. Раньше нам не подготовить достаточного количества телег и солдат. Если выступить позже, снег на горе уже растает, река обмелеет, и подкрепление Синедриона сумеет перейти ее вброд. Дата была точно рассчитанной, и от нее многое зависело.
Мне начали сниться клинки и кровь. Зак уже усвоил, что расспрашивать меня о снах бесполезно. Но несмотря на мои старания ничего ему не показывать и подавлять крики, мне не удавалось скрыть абсолютно все. После каждого видения я не могла дышать, и судорожные вздохи привлекали внимание Зака. И лицо наверняка выдавало, что приближалось нечто нехорошее. Хотя в снах я мало что видела. Они не подсказывали, победим мы или проиграем. Кровь да звон мечей могли означать и то, и другое.
Глава 11
Двумя днями позже разведчики порадовали весточкой с запада: ремонт «Розалинды» почти завершен, а остальные два корабля уже укомплектованы всем необходимым. Как только северные ветра перестанут препятствовать, флот будет готов к отплытию.
Все это время разведчики регулярно уходили и возвращались, но ни один из них не отыскал даже ниточки, ведущей к подрывной машине. В основном они приносили новости о нападениях на конвои и поселения. О все большем количестве омег, вынужденных из-за непосильных поборов отправиться в убежища.
Синедрион усовершенствовал свою подлую систему: омег вытесняли на бесплодные пустоши и требовали все более высокие подати, пока отчаявшиеся люди не уходили в убежища — последний рубеж между жизнью и голодной смертью. Я сама видела плакат на дороге возле Убежища номер девять: «Вместе мы выживем. Безопасность и еда, заработанные честным трудом. Убежища — ваш приют в трудные времена». До крайности обнищав, омеги искали спасения в убежищах, и с них же собранные податные деньги шли в уплату за тюремные стены и захлопывавшиеся за спиной ворота.
Впрочем, судя по донесениям, на данный момент Синедрион уже не рассчитывал, что омеги отправятся в ловушку по доброй воле. Один разведчик наткнулся на целое поселение, которое конвоировали в Шестое убежище вооруженные солдаты.
— Это новая стратегия, — пояснил мне Дудочник, выслушав вместе с Зои доклады разведки. — Сначала населенный пункт объявляют непригодным для жизни по любой причине: плохой урожай, наводнение, еще что-нибудь. Та же неуплата податей. Затем вывешивают предупредительные плакаты — говоря словами Синедриона, «охранный приказ» — с распоряжением перебираться в убежище.
— Обычная ложь, — подхватила Зои. — «Ради вашей же безопасности» и прочая чушь.
Дудочник кивнул.
— Как правило, на переезд дается около недели. А если кто-то из омег остается на месте, Синедрион посылает отряд солдат для зачистки.
Если Синедрион силой загоняет людей в убежища, значит, омеги больше не ищут там спасения. Но программа резервуаров ускоряется. Как ни горько было слышать о людях, вынужденных идти в баки под угрозой штыков, я радовалась, что правда выплыла на свет и Леонард погиб не напрасно. Миновали месяцы с того дня, когда барды Леонард и Ева сложили песню о баках и убежищах; теперь разведчики докладывали, что песня ушла в народ и распространяется все шире.
И когда солдаты взламывали двери домов в «непригодных для жизни» поселениях, они не всегда находили тех, кого искали. В последние недели, едва снег в низинах растаял, омеги вместо убежищ стали приходить к нам в Нью-Хобарт.
— Прямо то, чего нам здесь не хватает, — сказал Инспектор, когда мы стояли вдвоем на балконе конторы мытарей и смотрели на новоприбывших потенциальных рекрутов. — Еще голодные рты, которых нужно кормить.
Под нами Саймон и Таша обследовали трех женщин и мужчину, пришедших к воротам. Новички оказались даже более истощенными, чем все мы, жители Нью-Хобарта. На самой высокой женщине платье болталось, как на палке, а ее лопатки торчали из спины, точно культяпки крыльев.