Коридоры кончаются стенкой

Кухтин Валентин Иванович

В кабинет вошел Сербинов. Быстро взглянув на Воронова, спросил:

— Ну, что, он все еще упирается?

— Отвергает очевидное.

— Не теряй время. Вечером приводи ко мне. А ты подумай, — повернулся к Воронову, — шесть часов на размышления достаточно. Не разоружишься — пеняй на себя.

94

Известие о внезапной кончине Аллилуева ввергло Малкина в смятение. Он не испытывал к этому человеку, знавшему взлеты не по заслугам и гонения без вины, ни злорадства, ни жалости, ни сострадания. Умер человек — ну что ж: рано или поздно все там будем. Вероятно, прошла бы мимо него эта смерть, не вызвав никаких эмоций, если бы не

было случайной встречи с покойным на даче Калинина в Сочи и того невинного визита к опальному маршалу, который Малкин спровоцировал без всякой задней мысли. Прошла бы мимо, если б после визита не был арестован Блюхер и не случилось этой смерти. Интуитивно, а может, в силу привычки он почувствовал в событиях, последовавших одно за другим, какую-то связь. Мысли заклубились мрачные и неотступные, и вот он уже уверен, что смерть Аллилуева — результат злого умысла, и что умысел этот реализован кем-то накануне или после посещения Аллилуевым дачи Ворошилова. Малкин испугался, ибо понимал, что если подобное подозрение зародится в недрах ЦК или Наркомвнудела — он окажется в центре разборок, последствия которых непредсказуемы. Он стал думать, как обезопасить себя, кем можно пожертвовать ради собственного спасения, если возникнет такая необходимость. Прежде всего, вероятно, Кабаевым. Или Шашкиным? Или тем и другим вместе? Очень жаль. Особенно Кабаева. Но себя тоже жалко. Жизнь на взлете. Надо удержаться. А если не жертвовать никем? Если перевести стрелки и направить локомотив репрессий за пределы НКВД? Например, в систему здравоохранения. Или общественного питания. В самом деле, ведь жаловался Аллилуев на дурное самочувствие после посещения Гагры. Даже высказывал предположение о возможном отравлении недоброкачественной пищей. А лечение — мацестинские ванны? Тоже жаловался, что от них стало хуже… Настроение поднялось. На душе стало светло и радостно. «Позвоню Дагину, — подумал он, — прозондирую и дам нужное направление».

Дагин оказался на месте. Малкин поздоровался. Начал издалека.

— Израиль Яковлевич! Я под впечатлением смерти Аллилуева. Это ужасно. В расцвете сил…

— Говори короче, — остановил его Дагин, — надеюсь, ты не соболезнование решил мне выразить? У тебя сомнения в части диагноза? Он же накануне был, кажется, у тебя?

— Да. Я встречался с ним. На даче Калинина. Выглядел тускло, жаловался на плохое самочувствие.

— Ты с ним разговаривал?

— Да. Встретил на одной из аллей, разговорились. Говорил, что Мацеста не только не помогает, а, наоборот, усугубляет.

— Хочешь сказать, залечили?

— Возможно, без умысла, а там чем черт не шутит. Может, на всякий случай провести проверку?

— Не торопись. Есть решение направить к тебе сотрудника Особого отдела Кудрявцева. Помоги ему. Подскажи.

— С готовностью. Я предполагал, что управимся сами, но так даже лучше. Что новенького родила гора?

— Да ничего особенного… Разве что… Я тебе не говорил, что упраздняются «двойки» и «тройки»? Нет? ну так имей в виду. Так… Меня вызывают. Пока! — Дагин положил трубку.

— Ч-черт! Ни хрена не понял, — выругался Малкин. — Носятся там, как угорелые…

Малкин полистал записную книжку с телефонами нужных людей. «Так… Ага! Вот этот. Давно не общался. Серега…»

— Сережа! Малкин говорит. Привет! Малкин, говорю, говорит. Вспомнил? Ну вот… Надо тебя чаще тревожить, чтоб не забывал. Ха-ха! Как ты там? Жив? Здоров? Неважно? Что так? Понятно. Давно бы позвонил мне и все вопросы решили бы. Слушай! Мне сказали, что готовится постановление ЦК и СНК об упразднении «троек». Ты в курсе?

Серега был в курсе. Он подтвердил сказанное Дагиным и предостерег от опасностей, которые сопутствуют этому постановлению.

— Да мне-то, собственно, бояться нечего, — покривил

душой Малкин.

— Не скажи! — возразил Серега. — По поручению Лаврентия Павловича готовится проект приказа о ревизии дел арестованных, содержащихся в тюрьмах и ДПЗ. Не мне тебе рассказывать, во что это может вылиться тем, у кого в делах непорядок.

— Какими силами будете проверять?

— Задействован только аппарат НКВД.

— Ты выезжаешь?

— Да. Я возглавлю одну из бригад.

— Постарайся приехать ко мне. Заодно порешаем твои проблемы.

— Постараюсь.

95

Сотрудник Особого отдела НКВД Кудрявцев прибыл в Краснодар вскоре после разговора Малкина с Дагиным. Малкин встретил его радушно, надеясь расположить к себе, внушить доверие и потом, если удастся, навязать свою точку зрения на возникшую проблему, однако вскоре почувствовал, что Кудрявцев держит его на расстоянии, постоянно сохраняя в отношениях деловую направленность. Правда, высокомерия не проявлял, Малкин отметил это для себя сразу. Задавая вопросы, ответы выслушивал внимательно, не прерывая и не мешая формулировать мысли, что-то записывал, что-то «наматывал на ус». Оценку услышанному не давал, свое отношение к проблеме не высказывал. «Тертый калач, — забеспокоился Малкин, — Шашкину с ним будет трудновато. Может, поручить его Кабаеву? Нет. Пусть все-таки занимается с ним Шашкин, а Кабаеву поручу координацию».

В присутствии Кудрявцева Малкин позвонил Шашкину, сменившему Абакумова на посту начальника ГО НКВД, и поручил ему лично подключиться к расследованию причин смерти Аллилуева, беспрекословно выполняя при этом все поручения представителя Особого отдела НКВД. Чтобы не выпускать Кудрявцева из-под контроля, Малкин закрепил за ним свой служебный автомобиль, наказав шоферу держать ухо востро и о всех перемещениях его докладывать Кабаеву.

Как только за Кудрявцевым закрылась дверь, Малкин снова позвонил Шашкину:

— Кабаев где?

— На даче СНК.

— Ладно. Слушай меня внимательно. Гость выехал на моей машине. Ни в коем случае не пересаживай на другую. Понял? Создай ему теплые условия, но не переусердствуй. Баб, пикники и прочее не навязывай. Особенно в начальный период. Дальше видно будет, посоветуемся. Наше мнение подбрасывай так, чтобы он его домысливал и воспринимал как собственное. Понял? При проверке старайся не задевать наших сотрудников. Доклад мне, а в мое отсутствие — Сербинову ежедневно по мере накопления информации.

— Ясно, Иван Павлович.

— Эскулапов держи в руках, чтобы не заносило. Предупреди, чтобы никакой иной темы кроме как медицинской в разговоре с ним не касались.

Вошел Сербинов, и Малкин жестом пригласил его сесть.

— Обо всем подробно информируй Кабаева. Связь будем поддерживать через него. Все ясно?

— Ясно.

— А теперь скажи: у тебя много скопилось «троечных» дел?

— Около четырехсот.

— Немедленно доведи их до кондиции и нарочным доставь в Краснодар. Готовится приказ об упразднении «троек», так что до его получения надо полностью очиститься от хлама. До связи.

— В отношении «троек» точная информация? — спросил Сербинов.

— Более чем. Но самое страшное не в этом. На неделе приедет бригада НКВД по проверке обоснованности арестов, прошерстит все следственные дела, проверит обоснованность содержания арестованных в городской и внутренней тюрьмах, в ДПЗ здесь и на Красной, три. Видишь, как хорошо, когда в центре есть свои люди. Постановление еще в работе, а мы уже знаем, что и как. А твой Самойлов отстает от жизни. И вообще, я смотрю, он перестал мышей ловить. Предупреди, чтобы держал нос по ветру. Обстановка в наркомате напряженная, каждый день несет перемены и нужно быть начеку.