Коридоры кончаются стенкой
Шрифт:
А несколько позже такими же методами была «создана» крупная «греческая националистическая организация», по которой было арестовано в крае около 6000 человек.
Нужно сказать, что значительная часть «участников» этих и других «националистических организаций» арестовывалась на основании списков, составленных по данным адресного стола.
Лично мне на этом поприще долго работать не пришлось. По моей преступной халатности один из «польских шпионов», которого я допрашивал, выбросился из окна. Я очень испугался ответственности, сильно переживал и заболел психическим расстройством. Меня отправили на лечение, а по выздоровлении перевели
Вопрос: А затем?
Ответ: В мае я был назначен на должность секретаря Управления. На этой работе я близко соприкасался со многими руководящими работниками, которые откровенничали со мной, и мне стало известно о ряде фактов предательской работы Сербинова, Малкина и других.
Вопрос: Расскажите об этом подробно.
Ответ: Мне достоверно известно, что в период массовых операций Сербинов требовал от работников следственной группы представления ему ежедневно 40–50 признаний арестованных. В связи с этим в Управлении творился содом, неразбериха, в одной и той же комнате одновременно допрашивали от 5 до 10 человек. Признания выбивались путем применения самых разных методов устрашения. Широко использовался метод фальсификации, изобретенный, или внедренный, любимцем Малкина — Шашкиным. Суть этого метода заключалась в том, что исполнение приговоров в отношении осужденных в особом порядке на время откладывалось, их протоколы заменялись новыми, куда включались десятки лиц, не проходивших ранее по делу, отказавшихся от дачи показаний или вообще не допрошенных, но уже арестованных. Эти протоколы затем использовались как основание для привлечения проходящих по ним лиц к суду. Этот опыт был распространен на все крупные города края.
Особого внимания в этом плане заслуживает следователь Бродский, в прошлом троцкист, который, будучи тесно связан с Сербиновым, являлся главным фальсификатором следственных дел. Именно он высосал из пальца такие дела, как «Лабзолото», в отношении бывшего помполита Бочарова, инженера Рожинова и других. Аналогичную работу, но по промышленной группе, проводил Коваленко.
Показания наиболее важных арестованных брались, как правило, с применением физмер. Отличались на этом поприще бывший секретарь Сербинова Самойлов и бывший комендант УНКВД Валухин. Они «работали» под непосредственным руководством Сербинова и четко выполняли все его указания. Но выбивались показания не только с применением физмер. В Белореченском РО НКВД, например, бывший начальник отдела Индюков в два-три часа ночи приводил к арестованному 10–12-летних его детей, якобы, тоже арестованных, и под страхом применения к ним репрессий добивался подписания нужного протокола.
Несмотря на то, что арестовывалась масса людей, а камеры были забиты до отказа, Сербинов одну за другой посылал на места телефонограммы с требованием посылать больше «черного товара», имея в виду представителей национальных меньшинств, точнее, этнических групп, но чаще всего — греков.
Вопрос: В чем выражалась лично ваша подрывная работа в органах НКВД?
Ответ: Зная о предательской деятельности многих руководителей Управления, в том числе Малкина и Сербинова, я не сигнализировал в вышестоящие органы и фактически являлся пособником организованной вражеской деятельности».
— Ну как, Сербинов? — спросил следователь, не дав обвиняемому осмыслить прочитанное. — Есть вопросы или все ясно?
— Есть вопросы.
— Тогда прочтите дополнительный протокол, может быть, в нем найдете ответы. Читайте выборочно, не тратьте зря время. Там перепевы предыдущего протокола, но есть и новые моменты, которые прямо или косвенно касаются лично вас.
Несколько страниц с описанием «революционного» прошлого Стерблича Сербинов перевернул, не читая. Ничего ведь особенного, выдающегося: в годы гражданской войны колебались миллионы, служили то белым, то красным, то серо-буро-малиновым, а чаще тем, кто насильно загонял их в строй и приказывал убивать. Последующие страницы представляли интерес.
«Ответ: …Активным участником контрреволюционной группы я стал в более поздний период — это относится к концу 1932 — началу 1933 годов. Курский тогда работал начальником КРО ПП ОГПУ по Северо-Кавказскому краю. Помню, в 1932 году, после объезда Кубани, он, выступая на оперативном совещании, сделал такой контрреволюционный вывод: «Кубань, в основном, вся контрреволюционная!» Исходя из этого, УНКВД были развернуты массовые операции с крупнейшими перегибами.
Вопрос: Вы тоже выполняли вражеские установки Курского?
Ответ: Да. А как иначе? Будучи следователем, я помогал в станице быв. Полтавской «создавать» мнимые казачьи контрреволюционные организации».
«Так вот оно с чего началось, — вспомнил Сербинов рассказы Малкина о выселении станиц, — с выводов незабвенного товарища Курского! Странно, что я об этом не знал. Хотя, чему удивляться? Нагрузка была столь колоссальной, что едва успевал на своей кухне».
«Вопрос: Когда и при каких обстоятельствах вы были вовлечены в антисоветскую заговорщицкую организацию?»
«Почему антисоветскую? — возмутился Сербинов. — Что за идиотский ярлык! Почему заговорщицкую? Разве была организация? Чушь! Было массовое злоупотребление властью, стремление выслужиться, угодить, продвинуться, занять место под солнышком, место поудобнее, и, наверное, страх, боязнь попасть в мясорубку…»
Ответ Стерблича снова завертелся вокруг Курского, Листенгурта, Люшкова с Каганом, Рудя… А вот то, что касается Сербинова непосредственно.
«Вопрос: Теперь вам необходимо уточнить факты вашей вражеской работы в УНКВД Краснодарского края. Скажите, кто там вовлек вас в антисоветскую деятельность?
Ответ: В УНКВД Краснодарского края я был вовлечен в антисоветскую заговорщицкую работу Сербиновым. Вовлекая меня во вражескую работу, Сербинов сказал, что знает о моем прошлом. Признался, что у него тоже живут родственники в Польше, и назвал мне несколько сотрудников «с пятнами». В целях сохранения самих себя от разоблачения, говорил он мне, нужно форсировать темпы массовых операций и следствия, чтобы внешне показать себя честными советскими людьми. Я с такими доводами согласился и снова стал на путь вредительства.
Вопрос: Вы от Сербинова получали задания по вредительской работе?
Ответ: Да, получал. По его заданию я сфальсифицировал показания некоего Бондаря, сотворив из него польского шпиона. В протокол допроса ввел целый раздел о его связи с Краснодарской группой «ПОВ», в то время как Бондарь прибыл на жительство в Краснодар за несколько месяцев до ареста. Кроме того, Сербинов предложил мне беспрекословно выполнять вражеские установки Шашкина, работавшего тогда начальником 3-го отдела.
Вопрос: Какие задания вражеского характера давал вам Шашкин?