Коридоры кончаются стенкой

Кухтин Валентин Иванович

— Но он, кажется, отрицал свою причастность к извращениям?

— Отрицал существование заговора. Миронович крепко избил его и тогда он смирился, а встретившись с Влодзимирским — пошел на попятную. Тот, на мой взгляд, вполне разумно решил сначала собрать на него компромат, а потом арестовать, что, как видите, и сделал.

— Понятно. Кого включим в группу?

— Я бы взял новичков. В моральном плане им будет легче вести допросы. Основная работа, конечно, будет проведена в Москве. Здесь придется крепко поработать со

свидетелями.

— Свидетельская база здесь богатая. Хорошенько поработайте с Осиповым, Галановым, Литвиновым, Фетисенко, Вороновым. Все они уже дома, подлечились, отдохнули, восстановились в партии, работают. Я думаю, что они с удовольствием помогут следствию в разоблачении своих бывших мучителей.

— Пожалуй, — согласился Захожай.

26

Рукавцова яростно защищалась. Любое упоминание об отравлении Аллилуева встречала в штыки.

— Все это ложь! — кричала она истерично. — Никакого отравления не было!

— Кабаев утверждает, что Аллилуева отравили вы по его заданию.

— У Кабаева я работала сестрой-хозяйкой, а не наемной убийцей!

— Но Аллилуев умер после посещения Блюхера, которого обслуживали вы.

— Не сразу же после посещения! Сначала он уехал в Москву! Откуда такая уверенность, что его отравили в Сочи?

— Об этом показали Малкин и Кабаев. Не могли ж они взять на себя чужой грех.

— Мало ли что они показали. Аллилуев был единственным человеком, посетившим Блюхера в Сочи. О том, что это Аллилуев, я узнала от Блюхера только после его отъезда.

— Блюхер готовился к встрече с ним? Он предупредил вас о том, что у него будет гость и что для него нужно приготовить стол?

— Нет. Гость приехал неожиданно, через десять минут после телефонного звонка.

— Неожиданно для кого? Для Блюхера или для вас?

— Для всех!

— Но вы-то знали о том, что он прибудет, раньше Блюхера!.

— Вы говорите такие вещи! Ну откуда я могла об этом узнать?

— Вам сообщил об этом Кабаев. И сделал поручение. И передал яд.

Рукавцова бессмысленно уставилась глазами в Захожая и застыла с открытым ртом.

— Вы… Вы… К-какой яд?

— Вам лучше знать.

— Так никто ж не знал, что он приедет!

— Кабаев знал. А Кабаеву сказал об этом Малкин.

— При чем здесь Малкин? Разве он был в Сочи?

— Конечно. А вы не помните? Разве не он в этот день просил вас обеспечить безопасность Блюхера?

— Да. Да… точно… я забыла. Откуда вы знаете?

— Такая у меня служба: все видеть и все знать.

— Даже такие мелочи?

— Это не мелочь. В этот день Малкин как бы случайно встретился с Аллилуевым и сообщил ему, что в «Бочаровом Ручье» на даче Ворошилова отдыхает Блюхер с семьей. Тот обрадовался и сказал, что сегодня же навестит его. Малкин поручил Кабаеву немедленно организовать его отравление и тот попросил вас исполнить

это поручение. Разве не так?

— Чепуха какая-то!

— Не чепуха. Вы готовили стол для гостя?

— Было время обеда и я накрыла стол для всех. Но Аллилуев не ел.

— Не ел? Почему? Так-таки ничего и не ел? Вы меню этого обеда помните?

— Да. На первое был борщ, на второе — холодные закуски и жареное мясо на сковороде… кажется, бифштекс по-крестьянски. На третье арбуз.

— И он ничего не ел?

— Попробовал арбуз и сразу отложил скибку. Видно, не понравился.

— Вы поинтересовались, почему он не обедает?

— Я спросила об этом у Василия Константиновича после отъезда Аллилуева.

— Что он вам ответил?

— Сказал, что Аллилуев болен той же болезнью, что и он, только в более тяжелой форме. Раньше, говорит, не лечился, а теперь страдает.

— Что за болезнь?

— Он не сказал, а я не спросила.

— Ясно. А о том, что Аллилуев умер, вы знаете?

— Доктор Елфимов говорил об этом на кухне повару Калинину. Я даже не поняла: то ли о смерти, то ли о тяжелой болезни.

— И вы не уточнили? Вас это известие не заинтересовало?

— Нисколько.

— А кто из работников НКВД говорил с вами на эту тему?

— На такие темы можно говорить на кухне, но не с работниками НКВД.

— Почему?

— Проявишь интерес — запишут в шпионы.

— Резонно. Болтун — находка для врага. И тем не менее, следствие располагает данными о вашей причастности к болезни и смерти Аллилуева.

— Разве следствие может знать обо мне больше, чем я сама?

— Может. Разве вы не убедились в этом сейчас? Вы забыли, а мы помним.

— Это совершенно разные вещи.

В один из погожих дней позвонил Влодзимирский, спросил, как ведет себя Рукавцова.

— Плохо. Все еще на мертвой точке.

— Вы что там, разучились вести следствие? Примените физмеры!

— Шулишов не разрешает, — соврал Захожай. — Не видит оснований.

— Показания Малкина и Кабаева не основания?

— Их показания — слова. Куда деть заключение компетентной комиссии? Там ведь все зафиксировано: и результаты вскрытия трупа и результаты исследования на яд…

— Вези ее ко мне. Проведем очную ставку с Кабаевым.

— Хорошо, — обрадовался Захожай. Он почувствовал, что дело о терроре от него уходит, и облегченно вздохнул.

Очную ставку Влодзимирский поручил следователю по особо важным делам Рюмину.

— Сейчас ты у меня, стерва, заговоришь, — криво усмехаясь, просипел Рюмин. — Я тебе не Захожай: будешь юлить — размажу по стенке, и скажу, что так и было.

— Размазывать нечего, — вспыхнула Рукавцова, — остались кожа да кости.

— Размажу кожу да кости. Взяли, ублюдки, моду бороться со следствием. Арестовали — значит, вина доказана. Колись до задницы, получай свое и катись… куда скажут.