Коридоры кончаются стенкой
Шрифт:
Дверь бесшумно отворилась: ввели Кабаева.
— Вот! — глаза Рюмина заиграли весельем. — Учись у него! Не чета тебе, а ведет себя со следствием уважительно. Ты знаешь этого человека?
— Трудно узнать, — ужаснулась Рукавцова. — Тоже, видать, размазывали по стенке…
— Молчать! — брызнул слюной Рюмин. — Молчать! Отвечать только по существу вопросов. Чесать язык будешь в камере о парашу! Итак — очная ставка и первый вопрос: ты знаешь этого человека? Отвечай!
— Кабаев Иван Леонтьевич. Начальник охраны правительственных
— Бывший начальник, — поправил Рюмин.
— Это меня не касается. Я его знала как начальника, тем более он и сейчас еще в форме.
Кабаев с мольбой смотрел на Рукавцову. В глазах его были тоска и боль. Она съежилась под его взглядом и опустила голову.
—. Стало быть, вы друг друга знаете, до ареста имели нормальные, если не любовные, отношения и личных счетов друг к другу не имеете. Так? Тогда, может быть, сейчас, — Рюмин обратил лицо к Рукавцовой, — не дожидаясь изобличения, ты начнешь давать правдивые показания об обстоятельствах отравления Аллилуева?
— К отравлению Аллилуева я непричастна.
— Арестованный Кабаев! Вы подтверждаете свои прежние показания в части отравления Аллилуева Рукавцовой?
— Да. Подтверждаю. Рукавцова действительно отравила Аллилуева по моему заданию.
— Это ложь! — крикнула Рукавцова. — Иван Леонтьевич! Да как вы можете? Это же ложь!
Рюмин, гнусно улыбаясь, положил на голову Рукавцовой тяжелую ладонь и вдруг резко нажал ее вниз. Ошеломленной женщине показалось, что череп ее с хрустом раскалывается. В глазах потемнело.
— Обвиняемый Кабаев! Расскажите следствию, при каких обстоятельствах произошло отравление дорогого родственника товарища Сталина товарища Аллилуева!
Кабаев с готовностью выполнил требование следователя.
— Арестованная Рукавцова! Кабаев изобличил вас как участницу ужасного преступления. Подтверждаете вы его показания?
— Нет! — твердо ответила Рукавцова. — Вы довели Кабаева до самооговора пытками. Как вы это умеете — я теперь себе представляю.
По команде Рюмина Кабаева увели. Оставшись наедине, Рюмин снял с себя поясной ремень и несколько раз стегнул Рукавцову по спине.
— Это тебе за дерзость, — сказал он спокойно, прекратив избиение. — Главное, если будешь кочевряжиться, впереди.
27
Безруков напоминал хищника, загнанного в клетку. Допросы его проходили шумно, крикливо. Он дерзил следователям, обвинял в предвзятости. Они орали на него, не выбирая выражений, и, получая разрядку в крике, почти не прибегали к побоям — излюбленному методу нажима.
Его пытались обуздать компроматом двадцатилетней давности, собранным наспех и потому не всегда точным.
— Кто ваш отец?
— До революции — служащий частной нотариальной конторы Беляевского. После революции…
— Об этом потом. Следствие располагает сведениями, что
— Это ложь! — парировал Безруков. — Беляевский был ограблен и убит анархистами в тысяча девятьсот семнадцатом году!
— Где вы находились в шестнадцатом году?
— Закончил коммерческое училище и добровольцем ушел на фронт.
— Врете! Ваши родственники утверждают, что в шестнадцатом-семнадцатом годах вы находились в Новочеркасске.
— Родственники бессовестно лгут!
— Почему? Им выгодно оговорить вас?
— Да. В течение десятка лет мы находимся в неприязненных отношениях.
— А с Центральным военно-историческим архивом вы не находитесь в неприязненных отношениях?
— С архивом нет.
— По его данным, вы в старой армии не служили.
— А по моим данным — служил. Вам назвать однополчан?
— Попробуйте, если в состоянии.
Безруков напрягает память, вспоминает и называет фамилии своих бывших командиров, бойцов-охотников, с которыми ходил в разведку, места дислокации и пути следования полка, которому была придана «охотничья команда». Следователя такой поворот дела не устраивает и он упорствует.
— Однако в архиве о вас данных нет.
— В ноябре семнадцатого, после развала старой армии, я по пути в Новочеркасск покинул полк.
— Дезертировал?
— Не совсем так. Полк находился вне боевых действий и через Украину следовал в Новочеркасск для окончательной демобилизации. Вполне вероятно, что по этой причине я не попал в архивные списки.
— Это не может служить аргументом, опровергающим данные Центрального архива, так как вы дезертировали из полка после того, как были зачислены в него регулярным бойцом и прошли по всем учетам.
— Это вы так считаете, — Безруков саркастически хмыкнул. — В действительности в архив были поданы списки только на наличный состав, то есть только на тех, кто в составе полка прибыл в Новочеркасск. И хватит заниматься вымогательством! Служил я в старой армии или не служил — это к делу никакого отношения не имеет.
— Имеет! Имеет потому, что, по данным следствия, вы служили в шестнадцатом году в царской охранке.
— Тогда ищите меня в архивах охранки и не вынуждайте доказывать, что я не верблюд. Еще лучше будет, если этими данными вы подотрете задницу тому, кто их вам предоставил.
— Не хами, скотина!
— То же самое я могу предложить вам.
Следователь вскочил со стула, словно ему в ягодицу воткнули шило. От резкого движения опрокинулся графин с водой и залил бумаги, лежавшие на столе. Оба бросились спасать бумаги, и пока наводили порядок, утихомирились. Следователь достал из ящика стола пачку «Беломора», закурил сам и угостил Безрукова. Помолчали, захлебываясь дымом.