Коридоры кончаются стенкой
Шрифт:
После смены Одерихин отправился к Безрукову.
— Насколько я понимаю, — заявил он без обиняке», — меня вызвали сюда на стажировку!
— Правильно понимаешь, — спокойно отреагировал на его выпад Безруков. — И не моя вина, что ты задержался там более двух недель. Мне уж, грешным делом, подумалось, что служба, пришлась тебе по душе и сегодня намеревался предложить тебе перейти туда на постоянную работу.
У Одерихина потемнело в глазах.
— Издеваетесь?
— Зачем так грубо, Одерихин? Не понравилось — давно бы сказал. Вот теперь я вижу, что тебя нужно переводить на другой объект, более достойный
— Я скажу вам другое: мне ясна цель моего вызова сюда и прошу откомандировать меня обратно.
— Успокойся, не горячись. Ну кто-то должен их караулить? У каждого в Управлении есть конкретные дела. У тебя их нет — ты стажер. Обещаю завтра заменить тебя.
— А Козлова?
— Тебе надоело там — ты пришел. Козлов молчит. Тебе до него какое дело?
Одерихин ушел. Через три дня Безруков отправил его к оперуполномоченному Бухаленко подшивать дела оформляемых на «тройку», а еще через неделю вызвал к себе.
— Почему ты отказываешься заверять копии протоколов обвиняемых, проходящих по другим делам?
— Я заверяю копии, когда мне дают подлинник. Сличаю и заверяю. Под честное слово больше не работаю.
— Не доверяешь товарищам по оружию?
— Товарищи бывают разные. Подсунут липу — все тогда в стороне, а я у края траншеи. «Тройка», как известно, шутить не любит.
— С тобой не соскучишься.
— Николай Корнеевич! Не втягивайте меня в сомнительные операции. Я не хочу и не буду ходить по острию ножа. Считаю, что копии протоколов должны быть заверены теми, кто ведет дело. Это ж так естественно и понятно. Взял с машинки, вычитал, выправил, заверил и передал по принадлежности. Нетрудно заверить и мне, при наличии подлинника. Только это, поверьте, дурная работа. Непродуктивная.
— Ты не патриот Управления, Одерихин. Все загружены, у каждого дел под завязку. Контрреволюция не дремлет и надо спешить избавиться от нее. Тем более что не сегодня-завтра грянет война. Или ты живешь в лесу и не видишь, что творится вокруг?
— Вижу. Поэтому всегда начеку.
— Можешь идти! — зло оборвал разговор Безруков. — Верно говорят: «Горбатого могила исправит».
— Это уж точно, — весело поддакнул Одерихин. Глаза их встретились. В одних бушевала ненависть, в других искрился смех.
Ночью за Одерихиным пришли.
— В чем дело? — спросил Одерихин у нарочного — молодого сотрудника комендантского взвода.
— Откуда мне знать. Сказали вызвать.
— Будешь конвоировать?
— Зачем? Не приказано.
— Тогда чего ты ждешь? Иди!
— А вы?
— Приведу себя в порядок и приду.
— Хорошо, — ответил сотрудник и не сдвинулся с места.
— Чего ты стоишь?
— Так велено с вами.
— Приконвоировать что ли?
— Никак нет, не приказано.
Одерихин быстро оделся и, выходя, запер дверь. Сожители еще не вернулись с дежурства.
— Привет! — радушно встретил его Безруков. — Ты извини, что потревожил, но свободных, из тех кому можно доверять, нет. Пойдем сейчас служить настоящую службу.
В коридоре встретился Сербинов.
— Как дела, стажер? — спросил привычно, без интереса, лишь бы не молчать.
— Иду служить настоящую службу, — съязвил Одерихин.
— Это вы по поводу «Совтанкера»? Ну-ка, ну-ка! Взгляну и я на этого молодчика.
— Вы о Кузнецове? — спросил Одерихин.
— Ты
— Лично нет. Знакомился с агентурным делом, готовил конспект.
— Гусь еще тот, — протянул Сербинов.
Вслед за начальством Одерихин вошел в одну из комнат. Первое, что бросилось в глаза, — стоявший у стола следователь, который с остервенением плевал на руки и скомканной газетой стирал быстро засыхающую кровь. Метрах в двух от него, в углу стоял невысокий, но крепко сложенный «клиент, который безуспешно пытался остановить кровь, прикладывая к носу то ли платок, то ли лист бумаги.
— Так говоришь, Одерихин, лично не знаком? Тогда знакомься: Кузнецов собственной персоной.
— Ну что, молчит сволочь? — спросил Безруков у следователя. — Не хочет разоружаться?
Следователь отрицательно покачал головой.
— Я ж тебя предупреждал, гада: не расколешься — застрелю! — подступил Безруков к Кузнецову. — Неужели не поверил?
Он схватил обвиняемого за волосы, рывком приблизил к себе окровавленное лицо и нанес мощный удар в подбородок. Кузнецов отлетел к столу, постоял мгновение, согнувшись, затем резко выпрямился и пошел на Безрукова. Вид его был страшен, и Безруков попятился, но в этот момент Сербинов ударил арестованного по затылку и тот упал на четвереньки. Поднялся, но его снова сбили с ног. Сербинов бил с остервенением. Скрипел зубами, стонал, матерился, слизывая сухим языком наслаивавшуюся на губах белую пену. Безруков бил хладнокровно: ударит, посмотрит, каков эффект, выберет момент — снова ударит. Оглянувшись на Одерихина, стоявшего в растерянности, взбеленился и истошным голосом заорал: «Одерихин, сука, ты что ж стоишь? Врага пожалел? Он же зверь! Даже здесь машет кулаками на советскую власть! Что-то подтолкнуло Одерихина к обвиняемому. Он изловчился и ударил Кузнецова ногой в живот. Раз, другой, третий… Когда тот обмяк, распластавшись на окровавленном полу, его оставили в покое и перешли в следующий кабинет, откуда тоже доносился рык следователя. Снова били дружно, жестоко и беспощадно.
Смывая в туалете кровь с дрожащих рук, Одерихин чувствовал себя так, словно с похмелья.
55
После беседы с Фриновским Малкин позвонил в Хабаровск Кабаеву. Тот оказался на месте.
— Привет, дружище! Хорошо, что застал тебя. Твой вопрос о возвращении почти решен. Так что готовь дела к сдаче.
— Не знаю, как благодарить тебя, Иван Павлович! Я уж думал: терпеть мне эту ссылку до конца дней своих.
— Какая ж там ссылка? Те места не хуже наших.
— Чудные места. Но привыкнуть не могу.
— Ладно, делай, как я сказал. Вопросы — ответы при встрече.
Дагин сдержал слово. Люшков согласился на обмен и вскоре Кабаев был откомандирован в Сочи в связи с назначением его на должность начальника Первого отдела УНКВД по Краснодарскому краю.
С трепетом в сердце ступил Кабаев на сочинскую землю. Вожделенная мечта его сбылась, он снова в Сочи, но теперь уже не в качестве прикомандированного на особый курортный период из захолустного Армавира, а начальником могущественного отдела, на плечах которого организация охраны правительственных дач, обеспечение безопасности их обитателей. Трудная ноша, безграничное доверие, дамоклов меч над головой и беспредел в правах.