Коридоры кончаются стенкой

Кухтин Валентин Иванович

— Боится. Развенчали Шеболдаева, арестовали Кравцова, неизвестно, как поступят с Марчуком. Могут и до него добраться. Ему бы занять должность Первого — какая-никакая надежда спастись. Малкин, пользуясь случаем, прибирает его к рукам. Значит, единственная наша надежда — Газов. Придется опираться на него.

— Если он позволит.

— Позволит. Он тоже нуждается в поддержке. Одному ему не продержаться, даже если он любезен ЦК. Кстати, отзывы старых большевиков о нем неплохие. Ты его помнишь?

Ильин пожал плечами.

— Он ведь в двадцатых секретарствовал в Адыгейском обкоме.

— Знаю, что был такой. Общаться не приходилось.

— Ну, тогда они были для нас недосягаемы. В общем — давай без паники. Когда после Жлобы ввязались

в драку, мы и на Марчука не рассчитывали. Это потом выяснилось, что он с нами. Вероятно, Газов располагает информацией о ситуации в крае. И мы расширим его познания, если дружно выступим на конференции.

Ильин ушел, а Осипов задумался. В трудное время приходится жить. Люди озверели, охотятся друг на друга, сразу не поймешь, кто свой, а кто ударит в спину. Стало невыносимо сложно работать, особенно, когда стал задумываться над последствиями своих действий. Ершов откровенно игнорирует его, видно, сказывается зависимость от Малкина. Практической помощи не оказывает, ограничивается демагогией. Представленный ему для корректировки и визирования отчетный доклад испоганил до неузнаваемости. Все положительное о работе бюро и пленума вычеркнул. Вписал негатив: получалось так, что Осипов должен был объявить себя на конференции бездельником, а всю свою деятельность на посту секретаря горкома — вредительской. Наверняка трудились вместе с Малкиным. Завертелись мысли вокруг Малкина. Вспомнил об анонимках, которые лежали пока мертвым грузом. Подумал, что пора принимать по ним решение. Посмотрел на часы: два ночи. Поздновато, но раз уж вспомнил — откладывать на потом не стоит. Позвонил Безрукову, недавно утвержденному на бюро горкома секретарем парткома УНКВД.

— Здравствуйте, Николай Корнеевич. Бодрствуете?

— Как видите. Извините, с кем имею честь?

— Осипов у аппарата.

— Здравствуйте, Сергей Никитич. Срочное дело?

— Да. Желательно встретиться.

— Через час устраивает?

— Если не можете раньше — давайте через час.

— Хорошо. Я зайду через час, если удастся — раньше.

Закончив разговор, Осипов, чтобы не терять время зря, пошел в кабинет партпросвещения, где группа художников готовила наглядную агитацию для оформления конференции. Пахнущие свежей краской плакаты радовали глаз. Работа шла споро, и, убедившись, что она движется к завершению, пошел к себе. В коридоре встретил Безрукова.

— Хорошо, что вы меня пригласили, Сергей Никитич. Созрело несколько вопросов к горкому, но все как-то недосуг.

— Что за вопросы?

— Хотелось бы посоветоваться по поводу организации в Управлении работы женского коллектива, ну и вообще партработы. Для меня это дело, можно сказать, новое.

— По поводу женского коллектива: завтра, или, точнее, уже сегодня я пришлю к вам своего специалиста, вы организуете ему встречу с тем, кто у вас будет этим вопросом заниматься. Составят план мероприятий и при необходимости будем оказывать помощь по выполнению каждого конкретного пункта. Устраивает?

— Вполне.

— Что касается партработы вообще, то тут одним разговором не обойтись. Общие направления известны, они наверняка изложены в приказах Наркомвнудела, у вас, я знаю, есть своя специфика. Вопросы участия коммунистов УНКВД в партийной жизни города будем продумывать вместе по мере их возникновения. А пока я прощу вас ознакомиться вот с этими анонимками.

— Доносы? На кого?

— На Малкина. Были бы здесь конкретные факты, я бы их отправил в крайком, а возможно, и в ЦК. Здесь только информация к размышлению, поэтому решил посоветоваться с вами.

— Почему не с Малкиным?

— Я помню, что на недавнем заседании бюро мы утверждали секретарем парткома вас, а не Малкина.

— У вас хорошая память. Извините. Я прочту?

— Для того и дал.

Безруков читал анонимки без интереса.

— Чепуха какая-то! — сказал он, возвращая прочитанные письма. — Мало ли кто к кому ходит, кто с кем встречается. У него работа

такая: постоянно в гуще масс.

— У вас такая же, однако на вас не пишут.

— Не дошла очередь.

— Николай Корнеевич! Об этих письмах мы знаем вдвоем. Вы и я. Прошу помочь разобраться в этом вопросе. Малкин не рядовой гражданин. Депутат Верховного Совета СССР, начальник УНКВД, и мне не хотелось бы его компрометировать, подключая к проверке других людей. Не подтвердится — спишем в наряд.

— Хорошо, — согласился Безруков. — Вы поступаете честно, хотя знаю, что между вами пробежала черная кошка. Я постараюсь разобраться и позвоню вам.

— Нет. Лучше зайдете. По телефону не надо.

— Хорошо. Спокойной ночи, Сергей Никитич, — Безруков впервые за все время разговора улыбнулся. — Мы работаем по ночам, это понятно. Вам-то какой резон?

— Днем работа в партколлективах, ночью — вопросы, требующие тишины, уединения.

Безруков ушел. Осипов еще раз просмотрел анонимные письма.

«Прав, вероятно, Безруков. Чепуха какая-то. Нет конкретности — значит, брехня. Если Малкин и враг, то не сам по себе. Исполняет чужую волю. Хотя исполнять можно тоже по-разному: объективно или злоупотребляя. Малкин злоупотребляет. Сильно злоупотребляет. Злоупотребляет так, что его деятельность без всякой натяжки может и должна быть квалифицирована как вредительская».

58

Седьмая горпартконференция открылась 23 мая. Появление Осипова за столом президиума делегаты встретили рукоплесканиями. Сначала он растерялся и застыл в недоумении: раньше на подобных форумах делегаты вели себя посдержанней. Он взглянул на первый ряд, где засела партийная элита, приготовившаяся переместиться за стол президиума: Газов, Ершов, Малкин, Литвинов, секретари райкомов и председатели райисполкомов, директора… Тоже недоумевают. И вдруг его осенило: так это ж демонстрация солидарности! Солидарности с той борьбой, которую он начал против мракобесия УНКВД! Это ж предупреждение Малкину, что Осипова без боя они не сдадут!.. Осипов улыбнулся. Постоял молча, глядя в зал повлажневшими глазами, и решительным жестом руки установил тишину. Далее все пошло по сценарию: Осипов предоставил слово активисту, который прочитал подготовленный заранее и согласованный с крайкомом список делегатов, рекомендуемых в президиум конференции. Проголосовали «за» без обсуждения. Место председательствующего занял Литвинов. Следуя нелепой, но одобренной ЦК традиции, он предложил избрать почетный президиум в составе Сталина, Молотова, Кагановича, Ворошилова, Калинина, Андреева. Каждая кандидатура встречается громом аплодисментов. Называется фамилия Ежова — залп аплодисментов. Откуда-то с задних рядов громовой голос: «Сталинскому питомцу товарищу Ежову ура-а-а!» Делегаты дружно подхватывают.

Зал содрогается от ревущих глоток. Осипов в недоумении, но тоже зевает ртом, имитируя клич: фамилии Жданова, Чубаря, Димитрова, Тельмана, Хосе Диаса, Мао Цзе Дуна не вызывают бурных эмоций, но тоже воспринимаются положительно. Список исчерпан. Звучит дежурная фраза: «Разрешите ваши аплодисменты считать единодушным избранием…» Устанавливается регламент, процедура открытия конференции завершается. Слово для доклада предоставляется Осипову.

Говорит он спокойно, как бы размышляет вслух, не повышая голоса. Слушают его, не прерывая репликами, что прежде случалось нередко. Его слушают и он говорит:

— В отчетный период горком ВКП(б) все свои усилия направлял на претворение в жизнь исторических решений февральско-мартовского и октябрьского тысяча девятьсот тридцать седьмого и январского тысяча девятьсот тридцать восьмого годов Пленумов ЦК ВКП(б), пропаганду идей новой Конституции и основанного на ней нового избирательного закона. Львиная доля нашего дорогого партийного времени была посвящена ликвидации последствий вредительства, подготовке и проведению выборов в Верховный Совет СССР, подготовке к выборам Верховного Совета РСФСР.