Коринна, или Италия
Шрифт:
В Мориенне с каждым шагом зима все больше и больше давала о себе знать. Приближаясь к Мон-Сени, путник может подумать, что он направляется на север; Люсиль, которая путешествовала в первый раз, боялась обледенелых троп, по которым лошади ступали неверными шагами. Она скрывала свой страх от Освальда, но часто упрекала себя за то, что взяла с собой маленькую дочь; порой она задавалась вопросом, что побудило ее принять подобное решение и пренебречь опасностями столь долгого путешествия: высокие моральные соображения, горячая привязанность к ребенку или же горькое сознание, что Освальд выказывает ей больше нежности, когда она держит на руках Жюльетту. Люсиль была крайне щепетильна в вопросах нравственности и часто терзалась сомнением, правильно ли она поступает. Чем добродетельнее человек, тем утонченнее его чувства и тем больше
По мере того как Освальд и Люсиль приближались к Мон-Сени, природа принимала все более грозный облик; снег падал густыми хлопьями, и земля уже скрывалась под его покровом; казалось, они вступили в ледяной ад, так замечательно описанный Данте {255} . Пейзаж стал очень однообразным: глубокие ущелья, вершины гор, деревья разных пород — все было окутано ровной белой пеленой; реки еще текли у подножья гор, и в воде отражались белые ели, точно призрачные видения. Освальд и Люсиль молча смотрели на это зрелище; слова замолкают в этом царстве льда, и все погружается в безмолвие; вдруг они заметили на широкой снежной равнине вереницу людей в черных одеждах, они несли в церковь гроб. То были монахи, единственные живые существа, обитавшие в этой холодной и пустынной местности; они двигались медленно и торжественно, ибо несли покойника, иначе жестокий мороз ускорил бы их шаги. Природа и люди, растительность и живые существа — все облеклось в траур. Белое и черное — эти два цвета, резко оттенявшие друг друга, поражали взор и наполняли душу унынием.
255
…ледяной ад, так замечательно описанный Данте. — В девятом круге ада в ледяном озере замерзают грешники, при жизни повинные в измене и предательстве («Ад», XXXII–XXXIV).
— Какое грустное предзнаменование! — тихо сказала Люсиль.
— Люсиль, — перебил ее Освальд, — поверьте мне, это не касается вас. «Увы! — подумал он. — Не таковы были предзнаменования, когда я путешествовал по Италии с Коринной. Что сталось с ней теперь? не предвещают ли эти зловещие знаки, что мне грозит горе?»
Тревоги, не покидавшие Люсиль в путешествии, вконец ее измучили. Освальд даже не помышлял об опасностях: мужчинам вообще чужды подобные страхи, тем более такому храброму, как он. Люсиль казалось, что муж проявляет к ней полное безразличие, а между тем он просто не понимал, что можно чего-то бояться при горных переходах. Обстоятельства, однако, складывались против нее. Простолюдины любят преувеличить опасности и дать волю своей фантазии: им нравится запугивать представителей обеспеченного класса. Когда кто-нибудь собирается зимой переправляться через Мон-Сени, то трактирщики и путешественники наперебой рассказывают об ужасах, грозящих при переходе через «Гору»; можно подумать, что речь идет о каком-то чудовище, суровом страже долин, ведущих в землю обетованную. Местные жители следят за ходом облаков, чтобы узнать, не внушает ли погода беспокойство, и если есть основания бояться ветра, который здесь называют «la tourmente» [28] , то настоятельно советуют чужестранцам не подниматься на гору. Предвестником этого ветра бывает белое облако, которое расстилается по небу, как саван, и через несколько часов затемняет весь горизонт.
28
Ураган.
Люсиль потихоньку от лорда Нельвиля собрала сведения о переходе через Мон-Сени; погруженный в свои мысли, Освальд думал о том, что скоро увидит Италию, и не замечал ее беспокойства. Цель их путешествия волновала Люсиль еще больше, чем само путешествие, она судила обо всем, что видела с предвзятой враждебностью и молча порицала лорда Нельвиля за то, что он ничуть не тревожится ни за нее, ни за дочь. В тот день, когда они собирались переходить через Мон-Сени, крестьяне с утра обступили Люсиль и предупредили ее, что можно ожидать «la tourmente». Однако носильщики уверяли, что бояться нечего. Люсиль
Люсиль ожидала, что Освальд предложит ей остановиться в монастыре и провести там ночь; но она не хотела сказать мужу о своем желании, и он решил, что лучше продолжать путь, чтобы до вечера добраться до места. Носильщики с тревогой спросили Люсиль, начать ли спуск.
— Да, — ответила она, — раз милорд не возражает!
Люсиль не следовало скрывать свои опасения, ибо с ней была ее дочь; но, когда любишь человека и не чувствуешь себя любимой, все оскорбляет и каждое мгновение испытываешь боль и чуть ли не унижение. Освальд не сошел с лошади, хотя было чрезвычайно опасно спускаться верхом; но ему казалось, что таким образом ему легче будет следить за женою и дочерью.
Люсиль взглянула с вершины горы на крутую дорогу, сбегавшую вниз; казалось, спуск вел прямо в пропасть, и, глядя на бездну, черневшую по обеим сторонам, она в великом смятении прижала к сердцу дочь. Освальд это заметил; он спрыгнул с коня и подошел к носильщикам, решив самому поддерживать носилки. Все движения Освальда были так изящны, он так ревностно заботился о жене и дочери, что на глазах у Люсиль выступили слезы; но вдруг ветер рванул с такой ужасной силой, что носильщики упали на колени.
— Боже, помоги нам! — вскричали они.
Тут Люсиль собрала все свое мужество, приподнялась на носилках и протянула Жюльетту лорду Нельвилю.
— Мой друг, — сказала она, — держите вашу дочь!
Освальд взял девочку на руки и сказал Люсиль:
— И вы тоже идите сюда! Я понесу вас обеих.
— Нет, — ответила Люсиль, — спасайте только вашу дочь.
— От чего спасать? — спросил лорд Нельвиль. — Разве есть опасность? — И, обратившись к носильщикам, он крикнул: — Бессовестные! почему вы ничего не сказали?..
— Они меня предупреждали об опасности, — перебила его Люсиль.
— И вы скрыли это от меня! — упрекнул ее лорд Нельвиль. — Чем я заслужил такое жестокое молчание?
С этими словами он закутал девочку своим плащом и с тревогой посмотрел вниз, на дорогу; в это мгновение небо, словно благоволившее к Люсиль, послало солнечный луч сквозь тучи, они стали расходиться, буря утихла, и взорам путешественников предстала плодородная равнина Пьемонта. Через час караван благополучно прибыл в Новалезе, первый итальянский город, расположенный по ту сторону Мон-Сени.
Войдя в гостиницу, Люсиль взяла дочь на руки, поднялась в свою комнату и, упав на колени, стала горячо благодарить Бога за спасение. Пока она молилась, Освальд стоял в раздумье, опершись о камин.
— Люсиль, так вы очень боялись? — опросил он, когда она поднялась с колен.
— Да, мой друг, — ответила она.
— Почему же вы пустились в дорогу?
— Мне казалось, что вам не терпелось ехать дальше.
— Разве вы не знаете, — возразил лорд Нельвиль, — что я прежде всего боюсь за вас и хочу уберечь вас от всякой опасности?
— Прежде всего надо бояться за Жюльетту, — сказала Люсиль.
Она посадила девочку к себе на колени, чтобы отогреть ее у камина, и стала наматывать себе на пальцы ее черные локоны, которые развились у нее на лбу от дождя и снега. В эту минуту мать и дитя были прелестны. Освальд с нежностью смотрел на них; казалось, наступил момент, благоприятный для объяснения, но никто не нарушил молчания.
Они приехали в Турин. Зима в том году была суровая. Просторные жилища Италии, рассчитанные на солнечную погоду, во время холодов кажутся необитаемыми. Под высокими сводами люди выглядят совсем маленькими. Эти огромные дворцы, словно построенные для гигантов, летом приятны своей прохладой, но зимой крайне неуютны.