Король решает всё

Марс Остин

— А ты покраснела.

Вера легонько стукнула его локтем в бок, Барт захихикал и взял её за плечи, разворачивая в сторону двери:

— Он тебя ждёт, иди и поговори с ним. А я тут пока накрою, — оторвал ещё кусок блина и затолкал в рот, набитые щёки мешали широко улыбаться, но он старался. — Иди, давай. Да-вай!

Вера позволила выпихнуть себя за дверь и на деревянных ногах сделала пару шагов в сторону библиотеки. Она почти физически чувствовала источник напряжения за стеной и с каждым шагом к двери ноги становились всё тяжелее. Подойдя вплотную, она промазала рукой по ручке двери, потом всё-таки поймала её и открыла, увидев сидящего за столом мрачного министра. Он перебирал её тренировочные листочки

и выглядел слегка смущённым.

«И вполовину не так, как я.»

— Добрый вечер, господин министр, — ровным тоном сказала Вера, чуть склонив голову. Он аккуратно положил листок и встал, медленно поклонившись:

— Здравствуйте, госпожа Вероника. Сядьте, пожалуйста.

Она села, сложила руки на коленях и попыталась не думать о цвете своего лица. Министр тоже сел, переплёл пальцы, глубоко вдохнул и сказал:

— Я должен извиниться за вчерашнее.

— Наверное, я тоже.

— Сейчас вы услышите, почему, и поймёте, что нет, — слегка виновато ответил министр. Она всё ещё не смотрела ему в глаза, ограничиваясь рассматриванием нервно переплетённых пальцев. — У меня вчера был Тяжелый День, так бывает. Где-то раз в полгода-год у меня случается Тяжёлый День. Обычно в таких случаях я иду к своему спарринг-партнёру и позволяю ему загнать меня до обморока, у него это хорошо получается. Но в этот раз, — он сильнее сцепил пальцы и Вера вдруг подумала, что обе его руки на столе, значит правая болит. Ей стало дурно и она отвернулась. — В этот раз мой лучший соперник в отъезде, к тому же, я получил травму и сбросить напряжение обычным способом не получилось. И я не нашёл ничего лучше, чем прийти сюда и вывести вас. Я знал, что вас легко спровоцировать, и что за словом в карман вы не лезете, пришёл, получил нужную встряску и ушёл довольный. Магическая наука называет это энергетическим вампиризмом, бороться с этим учат ещё в школе на уроках этики и у нормальных взрослых людей считается дурным тоном так поступать. А я поступил.

— Ах, как невоспитанно, — с сарказмом прошептала Вера, поднимая взгляд и всё-таки глядя ему в глаза. — А в моём мире это называется «помощь в борьбе со стрессом». И вы не первый, от кого я слышу слово «довякалась», если вас это утешит.

Он коротко фыркнул и посмотрел ей в глаза, чуть улыбнулся на одну сторону:

— Вы тоже не первая, от кого я слышал про «все вздохнут с облегчением, когда я сдохну», но про могилу в инее — это сильно. Пожалуй, допишу себе в завещание, что хочу памятник в виде змеи, замёрзшей насмерть.

— Я сказала это Тонгу, а не вам, — поморщилась она.

— Но ведь вы так думаете до сих пор, — с вызовом приподнял брови он.

— Нет, что вы, — ехидно скривилась Вера. — Теперь я уверена, что вы абсолютно живая змея, холодная, скользкая и ядовитая, — она указала пальцем на неподвижные «часы истины» и ненатурально широко улыбнулась, — и это чистая правда.

Он посмотрел на часы и рассмеялся, закрыв лицо ладонью, бросил на Веру почти обожающий взгляд и спросил:

— Я могу обращаться?

— В любое время, — иронично кивнула она, — а сейчас, может, всё-таки, борщ? А то там Барт без нас слопает столько, что потом не пролезет в дверь.

— Ничего, он умеет телепортироваться, — отмахнулся министр и встал.

Они пошли на кухню, там на столе уже дымились тарелки и блестели тщательно протёртые ложки, сиял как новенький пятак Барт, переводя восторженный щенячий взгляд с него на неё и обратно.

— Всё хорошо? — наконец не выдержал он, — вы больше не будете ссориться?

— Конечно, будем, — изобразила удивление Вера, — и тебя с собой возьмём, хочешь? Это весело, можно узнать о себе много нового.

— Увольте, — поднял ладони Барт, — в некоторых случаях лучше жевать, — взял ложку и потёр ладони, провозглашая в потолок: — Всем приятного аппетита! —

Все согласно кивнули и тоже взялись за ложки.

Первым тарелку опустошил Барт. Облизал ложку, вскочил, присел за спиной Веры и обнял её за плечи, умильно тыкаясь лицом в лопатки:

— Обожаю, волшебница!

— Ты влюбился, отрок? — с кривой улыбкой осведомился министр, Барт вздохнул и признался:

— Мой желудок влюбился. Это роковая страсть!

— Твой желудок уверен, что способен выдержать столько любви? — улыбнулась Вера, — там ещё блинчики.

— Он лопнет, но не остановится! — страстно провозгласил Барт, собрал у всех тарелки и сложил в раковину, включил чайник, поставил на стол блины и уселся с довольным видом, подперев щеки ладонями. Мечтательно протянул: — Эх, хорошо без Эйнис…

Вера фыркнула:

— Мой брат всегда так говорил про сестру. Они пока вместе жили, друг друга терпеть не могли.

— Почему? — поднял брови на середину лба Барт, Вера криво улыбнулась:

— Потому что нет в мире более обиженного на жизнь человека, чем второй ребёнок в семье на момент взросления третьего.

— Почему? — опять спросил Барт, поднимаясь готовить чай, Вера печально пожала плечами:

— Ну смотри. Первый ребёнок вроде как единственный, его все любят, ему все ништяки по жизни. Единственное, что его гнетёт — одиночество, вокруг много взрослых, а он один у родителей, в то время как у многих других есть братья и сёстры. Он наивно начинает просить у родителей братика, сестричку или хоть чувырлу какую, лишь бы кто-то ещё здесь был маленьким. Родители радостно предоставляют ему мелкое орущее существо, с которым играть не получится ещё года три. Первый ребёнок со временем всё понимает и приходит в шок, потому как его надули — второй ребёнок поглощает теперь всё время и внимание родителей, а он теперь вечно «старший», на нём вся ответственность, а большая часть ништяков утекает к мелкому паразиту, потому что он маленький и новенький, его любят больше.

Барт подал всем чашки, как-то подозрительно тихо сел и опустил глаза. Вера продолжала философствовать:

— Потом появляется третий ребёнок. Старший на него реагирует спокойно, потому что он всё это видел и уже привык, а вот для второго это становится самой большой подставой в жизни. Потому что во-первых, он не был одинок и никого не просил рожать ему чувырлу, у него одна уже есть и ему хватает. Во-вторых, он привык, что из всех детей в семье все ништяки достаются ему, а не старшему, он не видел за свою жизнь другого и уверен, что всегда будет только так. А тут внезапчики — раз, родился мелкий ушлёпок и второй ребёнок теперь точно так же всем не нужен, как и первый. Но первый-то уже тёртый, он похлопывает второго по плечу и говорит: «Привыкай, теперь так будет всегда». А второй в шоке и ярости — его место занято, а он привык царить и править, он начинает угнетать третьего, чтобы показать, кто тут на самом деле царь, хотя это всё просто ревность и зависть. Мелкий это всё видит, видит, что ништяки от родителей бесят второго, и начинает выпрашивать ещё больше и бесить его специально, чтобы отыграться. — Она вздохнула и развела руками, — бесконечная бессмысленная война на выживание, кто-то просто должен уйти и жить своей жизнью.

Барт натянуто улыбался, осторожно косясь на министра, Вера обернулась к министру и увидела в его глазах вчерашнее желание что-нибудь в неё кинуть.

— Что? — она невинно захлопала ресничками, — кое-кто узнал себя в абстрактной картине?

— Я, — шутливо вздохнул Барт. — Я младший у родителей и третий у господина Шена. А Эйнис вторая. Она меня ненавидит.

— Это не так, — с лёгкой укоризной сказал министр, Барт с сарказмом запрокинул голову:

— Ах, ну да, теперь Эйнис сосредоточила всю свою ненависть на госпоже Веронике, куда мне, тут на меня сил не останется!