Король Теней
Шрифт:
— Потому что это правда? — пожал плечами Мэтью.
— Так ли это? Разве то, что он англичанин, не объясняет того, как внезапно он вспомнил английский язык. И Фавор тоже, если уж на то пошло. Да, они загорелые и похожи для нас на иностранцев. Возможно, они даже утеряли некоторые свойственные нашим землякам интонации, но… «Рубин», Мэтью! Это буквально глас из прошлого, выбитый на его коже!
Мэтью нахмурился.
— «Руби» может быть именем его жены. И... Май 1652 года? Пятьдесят два года назад? Я бы сказал, что ему под шестьдесят.
— Да, — воодушевился Хадсон. — Тут ты попал в точку. Мальчики на военных кораблях служат, чтобы подтаскивать мешки с порохом к пушкам. Этим мальчикам обычно по двенадцать-четырнадцать лет. Я полагаю, что Фрателло был «пороховой обезьянкой» на британском корабле «Рубин». А вот насчет того, что он никогда не покидал Голгофу… тут мы переходим к твоей специализации.
— Моей специализации?
— Любопытство. То самое качество, что не дает тебе спать по ночам.
— Оно бывает губительным, — возразил Мэтью.
— С тебя несколько раз чуть не содрали кожу, но ты цел и невредим.
— По большей части, — сказал Мэтью и коснулся шрама на лбу, оставленного когтем медведя, известного под именем Джек Одноглазый. Он посмотрел вдаль и увидел, как лодки одна за одной начинают подплывать к причалу. Свет продолжал угасать. В окнах домов начали зажигаться фонари, а внизу, на улицах под дворцом, начали загораться факелы.
Фрателло — англичанин? — задумался Мэтью. — И король Фавор, возможно, тоже?
Вчера утром Фрателло не узнал (или сделал вид, что не узнал) морской флаг Великобритании, который реял на мачте «Немезиды». Также он сказал (но, возможно, притворился), что не знает ни что такое Лондон, ни что такое Венеция.
Почему?
— Не понимаю, зачем ему притворяться, — сказал Мэтью после недолгих раздумий. — В чем может быть причина такого обмана? Когда мы увидели его впервые, Фрателло не понимал наш язык. Я хочу сказать… мне не кажется, что он притворялся.
— Как тебе будет угодно, — пожал плечами Хадсон. — Но разве ты не заметил, что Фрателло и Фавор чертовски быстро поняли друг друга?
Мэтью задумался. Это было правдой. И линия предположений, которую развивал Хадсон, приводила к другому вопросу: если Фрателло и Фавор по какой-то причине лгали о своем происхождении, не лгали ли они также о предполагаемой банде разбойников, которые перепилили стойку руля?
— Я вижу, — с легкой полуулыбкой сказал Хадсон, — что распалил огонь.
— Теперь остается либо погасить пламя, либо выяснить, почему была использована трутница, — продолжил метафору Мэтью. — Я расспрошу Фрателло о татуировке, когда увижу его в следующий раз.
— Хорошо. Но я хотел бы присутствовать при этом.
Пока два джентльмена из Нью-Йорка беседовали во дворе, Маккавей ДеКей прогуливался по улицам Голгофы. Свет факелов изредка попадал на него, но не достигал лица, скрытого белой треуголкой с золотой лентой. Он был человеком порядка
ДеКей дошел до конца одной улицы и свернул на другую. Он прошел мимо нескольких островитян, которые бросили на него быстрые взгляды, но не стали рассматривать его.
Строения из красного камня возвышались вокруг него, словно тюремные стены. Осознание, что он в ловушке, заставляло его нервы заостряться, как бритвы. Что касается бритв: на следующий день ему придется попросить Фалькенберга побрить его, так как он два дня обходился без лезвия, а волосы там, где они росли отдельными участками под маской, вызывали раздражение.
Снимать маску каждый раз было трудно, это действие нарушало душевный порядок ДеКея. Пусть Фалькенберг уже не раз удостаивался этого зрелища, но все же нельзя было не замечать, что он каждый раз слегка вздрагивает, сталкиваясь с ним.
ДеКей обдумывал идею принять ванну в дополнение к бритью, когда завернул за угол и чуть не столкнулся с другой идущей фигурой. Оба остановились, и в свете факела ДеКей рассмотрел лицо молодой женщины. Она, казалось, не была поражена его появлением, но замерла с корзиной чего-то, похожего на сложенную одежду, в руках.
Она прекрасна, — подумал ДеКей. У нее были длинные светло-каштановые волосы, ниспадающие на плечи, глаза на тон или два светлее, высокие скулы, твердый подбородок и плавный изгиб носа. На ней была соломенная шляпка, слегка сдвинутая набок, к полям которой была прикреплена голубая лента, а платье было темно-синего цвета с белой оборкой у горла и спереди.
Затем ДеКей заметил, что рядом с женщиной стоит хорошо одетая маленькая девочка с каштановыми волосами лет десяти и глядит на него снизу вверх. Не задумываясь о языковой разнице, ДеКей сказал ребенку с широко раскрытыми глазами:
— Привет. Как тебя зовут?
Девочка посмотрела на женщину, которая вежливо кивнула ДеКею и пошла дальше, держа ребенка за юбку. Они завернули за угол и скрылись из виду.
ДеКей потратил мгновение, чтобы взять себя в руки. Для него это была очень красивая женщина. Он предположил, что ей около тридцати. Прошли те времена, когда он мог рассчитывать на женское внимание. То, что он вовлекал в проституцию девушек, ненамного старше маленькой незнакомой девочки, что встретилась ему сейчас, навсегда лишило его надежд иметь нормальную семью. Да и надеялся ли он когда-нибудь обзавестись семьей? Если только очень давно.