Королева не любившая розы
Шрифт:
–Странно, я думал, Вам больше.
–Те десять лет, что я не мог служить Вашему Величеству, я не считаю.
На самом деле Бассомьеру исполнилось почти шестьдесят четыре года и он провёл в заточении двенадцать лет. Но, имея деньги, неплохо устроился в Бастилии и даже раздался в талии. Ему вернули прежние должности, но при дворе он чувствовал себя чужим, хотя его куртуазность была по достоинству оценена в окружении Анны Австрийской.
–То, что осталось от маршала, стоит много больше, чем ложный блеск новых придворных, – утверждала госпожа де Мотвиль.
Вместе
Он ещё несколько раз ездил охотиться в Версаль, причём 10 февраля пригласил туда на ужин Мазарини. В последующие дни этой неслыханной чести удостоились также Гастон, епископ Меца, маршал Шомберг и ещё шесть вельмож. Но 21 февраля король вернулся в Сен-Жермен и слёг: у него началась та же болезнь, что и в Перпиньяне, – дизентерия с очень высокой температурой.
10 марта Людовику стало лучше, и он даже намеревался, когда окончательно поправится, выехать к армии в Пикардию. Однако улучшение длилось недолго. От кровопускания, рвотного и слабительного короля выворачивало наизнанку. Но к концу месяца, когда болезнь снова немного отступила, она велел перенести себя из старого замка в новый, поближе к жене. Вместо лекарств Людовик начал пить минеральные воды и, почувствовав облегчение, намеревался уехать в Версаль. Но когда лейб-медик Бувар стал возражать против его отъезда, дескать, он его этого не переживёт, больной вполне резонно заявил:
–Вы – невежда! И скорее сами загоните меня в гроб своими снадобьями!
В первый день апреля он встал с постели и провёл весь день в рисовании карикатур, что стало в последнее время его любимейшим занятием. То же было и на второй день.
3 апреля Людовик захотел пройтись по галерее. Его поддерживали под руки с двух сторон, а камер-лакей Дюбуа нёс за ним стул, чтобы король мог присесть, когда устанет. Это оказалась его последняя прогулка. Позже, если даже он вставал с постели, то уже не просил себя одеть. Только приказал открыть окно, откуда открывался красивый вид на аббатство Сен-Дени – усыпальницу французских королей…
По вечерам секретарь Люка или один из врачей читал ему вслух «Жития святых», в основном, пассажи о смерти. А по понедельникам в его комнате служили особую обедню, причём он сам написал текст службы, моля Господа даровать ему милость «умереть хорошо».
Вскоре произошла опала Нуайе: «старичок» вместе с канцлером проводил тайные совещания у иезуитов о том, как сделать регентшей королеву и побудить короля составить завещание.
10 апреля, в Страстную пятницу, король вызвал его к себе и поговорил с ним на повышенных тонах, после чего Нуайе попросил отставку и получил её. Вместо него военным министром стал Мишель Летелье.
Хотя Анна Австрийская говорила с мужем о своих правах на регентство, Людовик ХIII не желал вручать ей неограниченную власть, заявив членам Совета:
–Вы не знаете королеву! Вы осуждаете зло, которое возникло во время регентства покойной королевы
В конце концов, он согласился, чтобы объявить жену регентшей, но с очень ограниченными полномочиями. Гастон же должен был стать генеральным наместником королевства. Испросив у Анны Австрийской аудиенцию, Мазарини убедил её внешне подчиниться воле короля, чтобы не провоцировать умирающего. Вероятно, именно тогда они договорились разделить власть после смерти Людовика ХIII.
Это было последнее председательство короля на Совете. Большую часть дня он полулежал в своём кресле у окна с видом на аббатство Сен-Дени.
–Ах, – сказал он однажды Тревилю, указав на королевскую усыпальницу. – Там я скоро отдохну…Моё бедное тело, боюсь, сильно растрясёт – дороги находятся в плохом состоянии.
Однажды, увидев процессию знати, следующую за королевой из старого замка, король мрачно заметил:
–Эти люди приезжают сюда, чтобы увидеть, насколько быстро я умираю, особенно господин Бофор. Ах, если бы я только мог выздороветь, то заставил бы их всех дорого заплатить за желание видеть меня мёртвым.
19 апреля он сказал врачам:
–Я просил Бога этой ночью располагать мной, если такова Его воля; я умолял Его Божественное Величество укоротить мою болезнь.
Он чувствовал, что надо торопиться, и распорядился, чтобы назавтра к двум часам пополудни в его комнате собрались королева, сыновья, принцы крови, герцоги и пэры, министры и главные королевские чиновники. Утром, обтирая его салфеткой после очередного приступа болезни, Дюбуа поднял одеяло и Людовик увидел своё тело:
–О, Боже! Какой я худой!
После пополудни к нему пришли. Король велел откинуть полог кровати и, сказав несколько слов жене, брату и принцу Конде, обратился с речью ко всем присутствующим. Затем статс-секретарь де Лаврийер, обливаясь слезами, зачитал королевскую декларацию: Анна Австрийская станет регентшей, Месье – генеральным наместником при малолетнем короле. Главой Совета должен был стать кардинал Мазарини, а канцлер Сегье, сюринтендант финансов Бутилье и статс-секретарь Шавиньи – министрами и членами Совета. В отсутствие же герцога Орлеанского председательствовать будет принц Конде или Мазарини. После чего в комнату пригласили членов парламента, которых король попросил зарегистрировать этот документ. При этом он пояснил:
–Пока мой сын не достигнет совершеннолетия, королевством будет управлять регентский совет, а не регентша. В этом совете королева будет обладать правом одного голоса, и все решения будут приниматься большинством голосов.
Анна Австрийская смертельно побледнела, а в комнате установилось тягостное молчание. Уже давно всем было известно, что Людовик XIII не доверяет своей супруге, но никто и помыслить не мог, что она подвергнется подобному публичному унижению. Однако этим дело не кончилось. Король вновь заговорил и, обращаясь к членам парламента, слабым голосом произнёс: