Королевская кровь-13. Часть 1
Шрифт:
— Пойдем, Чет, — попросила она. Взяла его за руку и повела за собой, как маленького.
К ночи из Йеллоувиня пришли и Нории с Ани. Старый друг обнял его крепко — от него волнами шло облегчение, — отстранился, прижал руку ко лбу Четери.
— У тебя нет проблем с глазами, — сказал он удивленно, — все как у здорового человека.
Нории виднелся как светлый силуэт, вокруг которого мощными потоками струились вода и воздух, Ангелина — как чистый огонь, который согревал все вокруг.
— Я знаю, — ответил Чет который раз за день. — У меня нет проблем с глазами, Нории.
Вечер прошел за долгими разговорами и легким ужином. Нории и Ангелина рассказывали, что происходило здесь, на Туре, Четери — о том, что было на Лортахе. И про коронацию было рассказано, и про совет королей, где явился Черный. Свету никто не просил выйти, и она слушала жадно, пригревшись под рукой Чета, но то и дело вскакивала, чтобы поднять на руки Марка, укачивая его, прикладывая к груди. Пахла цветами и травой влажная южная ночь.
За окнами далеко-далеко прогремел гром, и Четери повернул голову на звук.
— Ты еще полетаешь в грозу, — пообещал ему Нории. — Я буду вести тебя, Мастер. Мы что-нибудь придумаем, чтобы ты снова мог подняться в воздух. Приставим к тебе сопровождение.
— И я буду как старик, поддерживаемый под руку, — проворчал Четери. — Нет, Нории, я решу это сам.
— Воспринимай это как свиту, — предложила Ангелина. — Каждый сочтет за честь сопровождать тебя.
Чет усмехнулся и по привычке прикрыл глаза.
— Все это разумно, — сказал он. — Не обращайте внимания на мое ворчание, друзья. Я привыкну. В конце концов… в горе я провел пятьсот лет, а без зрения всего день. Все будет хорошо.
И все сделали вид, что поверили ему.
Друзья, продолжение — в понедельник 17 марта. Возможно (предварительно) это будет последняя глава 1 части КК13. Пусть так и будет))
Глава 13
12 мая, Рудлог
Алина
Принцесса Алина просыпалась медленно и неохотно. Она просыпалась, улыбаясь — потому что обнимала ее тяжелая горячая рука, и крыло, укрывавшее их обоих, и грел спину мужской живот, и затылка касалось привычное дыхание. Вот сейчас шевельнется она — и он шевельнется, на секунду прижмет к себе плотнее, вздохнет тяжело — и вдруг напряжется, отпустит.
Теперь она знала, почему он так делал.
Она просыпалась, и сквозь веки пробивался зеленоватый свет — так солнечные лучи освещали листья папоротников, и птицы начинали петь громче, а ящеры, к ору которых по ночам Алина привыкла так, что не обращала внимания, наоборот, замолкали.
Только вот было тихо. И сначала по сердцу ударило предчувствие опасности — значит, враг рядом, значит, надо вставать, бежать! — а потом только она распахнула глаза.
Реальность Лортаха сворачивалась, уходила в память, таяла, оставляя после себя резные столбики кровати, зеленые занавески на окнах, сквозь которые еле-еле пробивался свет, тревожную кнопку на прикроватном столике — ей принцесса вызывала медсестру, — тяжелое одеяло, под которым она вспотела, мокрую от пота подушку и волосы. Алина протянула руку назад, но за спиной было одеяло. И одна из кос. Переход от сна к реальности был так болезненен, что принцесса дернула за нее, сунула в рот, стиснув зубами, уткнулась лицом в подушку и замычала,
Говорят, люди, потерявшие руку или ногу, часто забывают об этом — и испытывают фантомные боли, ощущая, что мерзнут пальцы, которых нет, или ноют мышцы, которых нет.
С людьми, которых теряешь, то же самое.
Алина так привыкла спать рядом с Троттом, прижиматься к нему, греться об него, чувствовать себя в безопасности рядом, под его рукой, что мозг никак не мог осознать, что теперь она одна. Она сейчас много спала, и каждый раз, просыпаясь, она просыпалась в обман, в иллюзию. И с каждым разом это было все больнее.
Потеря Макса словно разблокировала ее память, и она вспоминала, что много лет назад после смерти матери, Алине, засыпая, казалось, что мама подходит к ней, целует, поправляет одеяло, сидит на кровати, положив руку на спину. А сейчас каждое утро она просыпалась, чувствуя его за спиной — и каждое утро приносило ей боль.
Алина тяжело дышала в подушку и представляла себе, что бы было, если бы она не испугалась тогда, в долине Жреца. Если бы она не была так изломана пережитым в твердыне, а Тротт не был бы таким упертым и совестливым. Он бы прошел портал и был бы жив, и сейчас бы они жили как муж и жена, и, конечно, были бы счастливы, а все проблемы решали легко, и каждый день она просыпалась бы с ним, в их общей постели, и он так же замирал бы, когда она начинала бы шевелиться, и прижимал бы ее к себе.
Напряжение перешло в крик, и она, рывком выдернув из-под себя подушку, накинула ее себе на голову и заорала в кровать, чувствуя, как дрожат слабые руки. А затем вскочила, встала, пошатнувшись, и побрела к гардеробной. Натянула то, что одевалось быстро — какое-то длинное платье, шлепанцы, и, не умываясь, с усилием открыла дверь в гостиную.
Там дремала медсестра. За окнами стояли сумерки — похоже, только-только рассветало. Часы показывали пять утра.
Алина, шаркая по ковру, направилась к выходу. Лицо было мокрым.
— Ваше высочество? — услышала она сонный изумленный голос медсестры.
— Меня не надо сопровождать, — сипло ответила она. — Я скоро вернусь.
— Но…
— Не надо, — ровно повторила она. Руки ее тряслись, и ей было так больно, что она боялась, что начнет сейчас кричать на добрую женщину.
Дверь в покои поддавалась тяжелее — но и она открылась. В светлом коридоре, поблескивающем золотом отделки, медленно фланировали под потолком бабочки-искрянки. Гвардейцы вытянулись по струнке. Дежурный лакей склонил голову.
— Ваше высочество?
— Прикажите подать машину, — попросила она и схватилась за дверной косяк, потому что в глазах на мгновение потемнело. — Немедленно.
В салоне было зябко — или это ее знобило? От Адигель по проспекту тек туман, народу на улицах было немного — работали сейчас в основном государственные службы, ремонтники да пищевые предприятия. Водитель ехал осторожно, стараясь не поглядывать на принцессу, охранники замерли на переднем сидении и рядом, а она, напряженная, как струна, с бешено колотящимся сердцем, смотрела в окно — на серое небо с низкими облаками, на разрушенные дома, на редкие огонечки в окнах — там, где кто-то собирался на работу и использовал свечи. Электричества еще во многих районах Иоаннесбурга не было.