Королевская кровь-13. Часть 1
Шрифт:
— Конечно, — ответила она. — Ведь я хочу провести свою жизнь здесь и рядом с тобой.
— Точно, Света?
Она поняла, о чем он спрашивает.
— Ты бы любил меня меньше, стань я слепой? — спросила она тихо. И он покачал головой и, потянувшись, изогнувшись, поцеловал ее в губы.
Она заплетала ему косу — совсем короткую, неровную, потому что часть волос была срезана клинком Нервы. И за расчесыванием, а затем и за легким обедом продолжила рассказывать все то, чему она была свидетелем с момента, как он ушел.
Слуги, принесшие еду, так отчаянно радовались и плакали от счастья,
Слух по дворцу распространился быстро. Как и то, что Владыка Четери не примет сейчас никого, потому что еще слаб после боя и пробуждения. И то, что он ослеп.
Простые драконы и его ученики не посмели беспокоить Мастера против его воли, но он ощущал, как собираются они у его покоев, как стоят за дверями в надежде, что он все-таки выйдет. Он не хотел никого видеть — разве что Нории, который сейчас был в Йеллоувине. Да и не мог он никого видеть.
Но Мастер вышел, вышел сам, держась прямо, ориентируясь на свечение аур и звук дыхания, стук сердец и скрип мрамора под ногами. Вышел и ощутил, как тихо стало там — драконы кланялись ему.
— Спасибо, что пришли, — сказал он, — спасибо, что тревожитесь за меня. Не тревожьтесь, братья, пируйте и радуйтесь за меня. Я не присоединюсь к вам, потому что я еще слаб, но я с вами сердцем. Все хорошо. Я потерял зрение, но мне осталась жизнь.
И только Юнеди и двум драконам младше было позволено пройти в покои. Там Четери познакомил их с супругой, представил как учеников и сыновей, — и они поклонились ей как второй матери, обещая почитать и помогать ей. И удалились.
Как и повелел Чет, в большой зале собрали пир. И был тот пир с привкусом горечи — потому что каждый думал о том, что солнечный Мастер, яркий Мастер ни разу не улыбнулся, когда говорил с ними у порога своих покоев.
За окнами сияло закатное солнце.
Четери, запретив слугам следовать за ним, вышел на крышу дворца. На лицо ему падали солнечные лучи, и он ощущал их как теплое ровное дыхание. Он прошел вперед, пока не уперся в ограду, поднял голову к небу.
Куда взлетать, если небо — мешанина потоков, если не понимаешь, где Истаил, а где Ставия, где горы? Он ощущал воду Белого моря далеко на северо-восток, и море на юго-западе, но на что ориентироваться, если Белое море окажется позади? Как понять, какая из скоплений стихии земли является крышей его дворца, а какая — крышей университета?
Он выдохнул и обернулся. И понял, что не понимает, где вход на лестницу обратно во дворец. Но не стал звать на помощь.
Чет осторожно, шаг за шагом, обследовал крышу. Упрямо, почти яростно — потому что ему предстояло так обследовать весь мир, ставший в миг незнакомым, чуждым. Наткнулся на зубец, на какую-то еще ограду, в раздражении сел на крышу, откинувшись на стенку.
Пахнуло холодом. Раздалось хлопанье больших крыльев, звук шагов. И кто-то опустился рядом.
Друзья, продолжение в понедельник 10 марта, в четверг не будет
Глава 12.1
—
— На самом деле так бы выглядел мир для тебя, если бы ты не видел стихии, Мастер, — раздался обсыпающий льдом голос Ворона. — И ты бы научился жить и в нем.
Тьма вдруг соткалась, уплотнилась в человеческий силуэт с зелеными пятнами на месте глаз, который шагнул к Чету. И обнял его.
— Я привязался к твоей дерзости и смелости за время нашего путешествия, — проговорил Ворон, отступив. — И мне жаль, что так произошло. Я в долгу перед тобой. Мы все в долгу перед тобой.
— Но зрение вернуть ты мне не можешь? — спокойно проговорил Четери, вновь поворачивая лицо к солнцу. Казалось, вот еще немного, и он, ощущая на лице тепло, и увидит золотой сияющий шар.
Но вокруг было темно.
— Не могу, — мягко ответил Черный. — Никто не может, Чет. Ты знаешь это.
— Знаю, — согласился Четери. Он правда знал — но как можно было не надеяться?
— Садись, Мастер, — попросил бог, и под колени Чету ткнулось что-то мягкое. Он сел, и кресло или софа, что бы это ни было, развернулось так, чтобы на дракона светило солнце.
Силуэт из тьмы тоже сел на темное кресло напротив. Вырос между ним и Четом темный столик. А в руках Ворона появилось что-то, что очень напоминало сияющий кувшин.
Он разлил жидкость, истекающую светом и покоем, по темным чашам, и протянул Чету.
— Бери, Мастер. Это амброзия. Вам, смертным, ее нельзя, но ты уже побыл богом, тебе можно. А еще Красный иногда поил ею лучших воинов и победителей, так что можно сказать, эта чаша по праву твоя.
— Что она делает? — поинтересовался Четери, катая чашу из тьмы в ладонях. Стенки ее обжигали льдом, амброзия грела кожу как солнечный свет.
Черный хмыкнул.
— По легендам веселит душу и тело, но, если честно, она просто вкусная. За тебя, величайший воин, ставший вровень с богами и победивший бога.
Чета не тронула хвалебная речь, но он отпил. По телу растеклось тепло, как будто он долго лежал на нагретом солнцем камне.
— На медовуху сладкую похоже, — заметил он.
Черный хохотнул, и от хохота его с возмущенными криками полетели прочь птицы.
— Только Желтому не говори, он оскорбится. Его пчелы собирают ее с цветов по всей Туре и настаивают в солнечных лучах в гармонизирующих садах сотни лет. Я буду приходить к тебе иногда, если ты не против. С бутылочкой амброзии.
— Как я могу быть против? — удивился Чет, прикрывая глаза и делая еще глоток амброзии. Она дарила умиротворение. И смирение. И качала как материнские руки.
— Ты привыкнешь, — вдруг сказал Черный, возвращаясь к серьезному тону. — То, что случилось с тобой — это высочайшая плата, но и высочайшая несправедливость. Однако так работает мироздание, Четери. Оно слепо. Ты, попросив сделать тебя вровень с богом, попросил нарушить эти законы, а за это надо платить. И пусть ты спас мир, моего брата Инлия, и нас всех, плату за это не отменить. Ты понимаешь, да?