Коронованный наемник
Шрифт:
Йолаф устало прикрыл глаза:
– Как это вы говорите, Сармагат? А, вот… Будьте реалистом. Я в ваших руках. Мои близкие – тоже. Вы уже полгода с наслаждением дергаете меня за нитки. Неужели вы думаете, что я не только ваша марионетка, но еще и комнатный говорящий скворец? Ищите сами, Сармагат. А сейчас валяйте, зовите ваших умельцев. Я готов.
С этими словами, Йолаф хладнокровно опрокинул в глотку недопитый самогон и откинулся в кресле.
Орк оценивающе посмотрел в изуродованное следами побоев лицо.
– Ну что ж, рыцарь. Я уважаю ваш
С этими словами Сармагат громко хлопнул в ладоши, и в зал вошли трое орков.
«Как глупо все повторяется» – мелькнула у Йолафа бесполезная мысль, когда его грубо вздернули из кресла, заламывая за спину руки…
Отчаянно клонило в сон. Эру, все эти холодные и сумрачные дни он держал себя в руках, не давая усталости застать его врасплох, а сегодня кавальеры дозорной башни тускло золотились на солнце, камзол разогрелся на плечах, и голова сама норовила опуститься на скрещенные руки. Сарн раздраженно встряхнулся, как попавший под дождь кот, и выпрямился, отходя от поеденных временем и ветрами зубцов. Как он устал от этого всего… От снега, сосен, людей. От этих нескончаемых хлопот и непреходящей тревоги за Леголаса. Как просто все было в Лихолесье… Как легко и весело они шли сюда, предвкушая несколько лихих, кровавых боев и триумфальное возвращение с победой. Сейчас же эльфу казалось, что его отделяют от дома тысячи лиг непреодолимых препятствий и многие многие годы ожидания. Моргот бы подрал все… Сейчас ему просто хотелось спать.
Сарн снова вернулся к зубцам, тоскливо оглядывая город. Караулы сменились двадцать минут назад. Ему давно пора на плац… Уже отталкиваясь ладонями от старинных камней, пытаясь снова не поддаться дремоте, эльф вдруг вздрогнул и пристально вгляделся вдаль. Показалось? Но нет, вон снова… Усталость слетела с лихолесца, словно обметенный с камзола снег. У самых ворот города в толчее осторожно продвигался конь темной масти. Сидящий на нем всадник расправил складки плаща и накинул на голову капюшон. Но Сарн все равно успел разглядеть, как взблеснули на солнце мелкие кольца коифа.
Пять минут спустя комендант уже входил в караулку. Там предсказуемо шла игра в кости – сменившиеся часовые коротали время до обеда. У узкого окошка сосредоточенно перетягивал тетиву Элемир.
– Брат, – негромко окликнул Сарн, подходя к соратнику, – мне отлучиться из города надобно. Прими командование на час-другой.
Эльф отвлекся от своего занятия и подозрительно посмотрел коменданту в глаза:
– Ты куда это один собрался, олух сосновый? Нас и так уж раз, два – да обчелся. Подмогу возьми.
Сарн нетерпеливо сжал плечо Элемира:
– Некогда препираться. Да и дело пустячное – ежели только не замешкаюсь, чем собственно, сейчас и занимаюсь. Выполняй приказ, слышишь?
– Да слышу
Уже подошедший к двери, лихолесец обернулся, поймав сумрачный взгляд синих глаз:
– Береги себя, дурень.
… Алебардщики у ворот, тоже разомлевшие в забытых уже солнечных лучах, напоминали лягушек, замерших на берегу пруда. Сходство стало особенно заметным, когда от окрика коменданта солдаты разом подскочили на месте, суетливо оправляя сдвинутые к затылку шлемы.
– Господа, – Сарн с озабоченным видом придержал коня, – около получаса тому назад город покинул всадник в кольчужном доспехе. Быть может, кто из вас приметил, не Брендон ли то был, стрелок?
Один из часовых моргнул, молодцевато выпрямляясь, и сдвинул брови:
– Виноваты, милорд комендант, не приметили. Я и стрелков-то знаю не всех, эвон, из крестьянства много новых появилось. Проезжал всадник, только лица не углядели, в капюшоне был, зело поспешал, показал свиток с княжеской печатью, наша служба – пропустить. Не осерчайте, милорд, ежели чего напутали. Завсегда такой порядок был.
– Все ладно, не тревожьтесь, – Сарн взмахнул рукой, и алебардщики, обрадованные тем, что нареканий не возникло, споро отперли ворота. Выехав за частоколы, эльф понукнул коня и стремглав помчался по просеке.
Тугхаш спешил. В перенаселенном Тон-Гарте было вовсе не сложно передвигаться, не привлекая к себе внимания. Но уже вечером его отсутствие непременно будет замечено в замке. Нужно было непременно обернуться до ранних зимних сумерек, а беспокойство жгло каленым железом, лишая осторожности.
В лесу было удивительно шумно. Солнечное тепло после недавней бури всколыхнуло жизнь, все эти дни хоронившуюся в логовах и дуплах, и сейчас трескотня соек, дробный перестук дятлов, трели свиристелей и голоса прочих крылатых обитателей леса сливались в неумолчный гвалт. Тем лучше. В замершем безмолвии морозного дня стук копыт разносится на целые лиги.
Вот уже и глубокий овраг, со дна которого обычно хорошо слышно бормотание холодного ручья. Дальше начинается непроезжая пуща. Всего несколько фарлонгов в заснеженную мешанину стволов и кустарника – а там, в логове под выполосканными половодьем корнями старого дерева ждет куда более резвый и надежный скакун, чем конь из княжеской конюшни, последние две лиги с трудом пробиравшийся сквозь глубокий снег утомительным черепашьим шагом.
Тугхаш спешился и повел жеребца прочь с едва заметной тропы вниз. Там, в овраге, конь дождется его возвращения и отдохнет. Не без труда снова выбравшись на тропу, юноша отряхнул налипший на плащ снег и двинулся в сумрачную чащу. Продравшись через заросли сумаха, он вышел на узкую прогалину, переводя дух, и вдруг ощутил, как на плечо осыпалось несколько снежных комьев. Вздрогнув, юноша вскинул голову… Но предосторожность запоздала. Тугхаш успел лишь увидеть легкий силуэт, бесшумно обрушившийся на него из дремучего переплетения корявых ветвей…