Корректировка 2
Шрифт:
— Сволочь, — сказала Джуна безнадежным тоном, — ты меня убил сейчас. Теперь, только пойти и удавиться…
— Я тебя предупредил, — возразил я, — но будущее можно изменить. Хочешь, подскажу, как?
На самом деле неважно, захочет она или не нет, я для себя на её счет, всё решил.
Вернулся в гостиницу. В баре взял бутылку коньяка, еду заказывать не стал. Поднялся в номер, вышел на балкон, открыл коньяк. Сел за столик. Накатил и принялся смотреть вниз на горящий огнями город. Ждать.
Рабочий день
Джуна не любила пьяных, но работа в баре ей нравилась. Ей было с чем сравнивать — она работала с шестнадцати лет, перебрав кучу профессий. К тому же напивались в основном приезжие, сами грузины, как правило, меру знали. Но приезжие посещали «Метро» не слишком часто — гуляли по соседству в шикарных барах и ресторанах «Иверии», до которых здешнему заведению, как до Китая раком. А сюда приходили местные завсегдатаи, которые собирались не для того, чтобы напиться и побуянить, а чтоб пообщаться, так сказать, культурно провести время. Люди интеллигентные — писатели, художники, артисты местных театров. От них проблем почти не было. Они полюбили симпатичную, похожую на девчонку, сноровистую хозяйку бара с её фирменным коктейлем, который назвали в её же честь «Коктейль Джуна».
Коктейль народу нравился, его заказывали наперебой.
Джуна только успевала, откупоривать бутылки. Звеня высокими стеклянными стаканами, отмеряла нужные для коктейля составляющие: сто частей сухого шампанского; десять частей вишневого ликера; десять марочного коньяка, и долька лимона.
А сама наблюдала за посетителями, расположившимися в зале. И мир, и присутствующие виделись ей окрашенными в разные цвета. Разные настроения, разные мысли, разное самочувствие, по цвету сразу видно, что у человека на душе.
Из головы не выходил этот самозванец Лжегригорий. Сперва наговорил гадостей, а потом пообещал изменить её жизнь. Спросил, когда у неё выходной и узнав, что завтра, предложил встретиться, посидеть где-нибудь и всё обсудить. Она не хотела, но неожиданно для себя согласилась. Заинтриговал, черт. Выглядел, как иностранец, симпатичный, модно одет, но разговаривал на чистом русском. Что же ему надо?
Да, еще эта ревизия… Женю передернуло. Любой бармен замазан, вопрос лишь в объеме его мухлежа. Ей тоже приходилось, ведь надо отстегивать начальству за должность, да и себе на колготки, что-то оставлять — официальная зарплата бармена — сто рублей. Пойди проживи. Ситуация усугублялась Жениной добротой — все эти творческие личности, талантливые художники-писатели страдали хронической безденежностью, частенько обретавшей острые формы, когда даже вина и сыра не на что купить, что катастрофа для грузина. Им Женя отпускала вино и немудрящую закуску в кредит.
Она знала, что рано или поздно наступит момент, когда на клиента свалится нежданный гонорар за опубликованные строчки или просто удастся найти халтурку, и люди обязательно придут к ней в кафе, чтобы отдать долг, да не просто, а с прибытком.
Все шло привычным порядком. И вдруг нежданная-негаданная ревизия. И директор — сволочь, не предупредил заранее. По гроссбуху, где она вела записи, кто сколько должен, выходило, что недостача приближается к тысяче рублей. Как же она так лопухнулась? Где теперь взять
Возможно, от безысходности, Женя так легко и согласилась на встречу с этим проходимцем, Лжегригорием и лжепророком.
Как же сильно устала Евгения за эту смену — ведь столько требуется физических сил, чтобы целый день быть на людях, стоять за стойкой, смешивать коктейли, всегда оказываться рядом с клиентом, а тут еще такая засада с ревизией.
Вымотанная, опустошенная, вышла она из дверей бара и буквально тут же, чуть не столкнулась с хорошенькой, рыжей девчонкой лет семи, в коротком красном платьишке и таких же сандаликах.
— Тетенька, — сказала девчонка жалобным голоском, — переведите меня через дорогу, а то я одна боюсь.
— Господи, милая, — встревожилась Евгения, — как ты здесь оказалась, одна в такой поздний час?
— Не знаю, я потерялась…
— Что же с тобой делать? — Евгения лихорадочно крутила головой по сторонам, словно надеялась найти родителей девочки. — Тебя как звать, милая?
— Женя, — сказала малявка.
— И меня, Женя.
— Очень приятно! — пискнула девчонка. — Пойдёмте, тетенька, — и протянула ладошку.
Обалдевшая Джуна, её руку послушно взяла и повела девочку к светофору.
Они пересекли проспект Руставели.
— Спасибо, тетенька! — воодушевленно поблагодарила малышка. — Ой, вон моя мама!
Джуна глянула в указанном направлении и никого там не увидела. Обернулась — девчонки след простыл.
И тут только до неё дошло — у мелкой тезки не было цвета.
Речь, разумеется, не о волосах и платье — ауры у нее не было, как и у «Григория».
Ева появилась в двенадцатом часу. Я успел задремать в кресле и был бесцеремонно ею разбужен. Буркнул:
— Заждался тебя.
— Ты не меня заждался, — возразила она, — твоя Джуна закончила смену в одиннадцать. Я потратила на неё пять минут и вуаля — десять минут двенадцатого, я в вашем распоряжении. Ну, что ты смотришь на меня, как солдат на вошь?
— Почему ты в последнее время всегда появляешься в девчачьем виде?
Она и вправду выглядела малолеткой, больше четырнадцати не дашь. Прикид скромненький: ни грамма косметики, медные волосы туго стянуты в хвост на затылке, застиранные джинсики, и простая бледно-желтая футболка с какими-то иероглифами, на ногах умилительные белоснежные носочки в красный горошек — огромные голубые глаза завершали образ анимэшной девочки-подростка.
— Тому есть три причины, — обстоятельно начала объяснять она, — во-первых, когда я взрослая, ты вместо того, чтобы думать о деле, думаешь о сексе…
— Тьфу на тебя!.. — перебил я.
— Во-вторых, — как ни в чем не бывало продолжала Ева, — я хочу отличаться от теток, которые в последнее время кишат вокруг тебя. И наконец, в-третьих, мне так комфортней…
— Знаю, знаю, — закончил я её мысль, — такой тебя придумал твой хозяин.
— Создатель! — многозначительно поправила она и даже указательный пальчик подняла, для назидательности.