Корректировка 2
Шрифт:
Несмотря на вечерний час, солнце палило нещадно, от тропы веяло сухим жаром. Бледной синевы небо подернулось белой рябью, будто в нем что-то закипало от перегрева.
Пока мы с Тиной карабкались по тропке к монастырю Джвари, Каха, так звали проводника, успел взбежать на вершину и вернуться к нам. Он был очень возбужден, декламировал стихи и беспрерывно что-то рассказывал. Вскоре я перестал его слушать.
Наконец, мы достигли вершины и взору открылись великолепная картина: голубая лента Арагвы и желтая Куры, Военно-Грузинская
Мы стояли на крохотном балконе над утесом.
— Помните «Мцыри» Лермонтова? — сказал Каха.
Там, где, сливаяся, шумят,
Обнявшись, будто две сестры,
Струи Арагвы и Куры,
Был монастырь…
Потом мы вошли в прохладное, источающее легкий запах тлена нутро монастыря и осмотрели узкие высокие кельи с просквоженными солнцем щелями окон похожих на бойницы.
Каха долго демонстрировал нам следы разрушений, мы бродили по руинам, а он исполнял обязанности гида.
— Посмотрите, какие интересные скульптуры. — говорил он. — Особенно на портале южной стороны. Барельеф изображает двух летящих ангелов с крестом. В монументальной архитектуре вы нигде больше не встретите такой скульптуры в раннехристианских сооружениях.
Официант поставил на тарелку три стопки и налил в них из пузатой бутылки чачу. Шато, втянув воздух длинным носом, сказал:
— Вах, какая водка! Шик-блеск — градусов пятьдесят!
— Шестьдесят, — поправил директор ресторанчика толстяк Гиви. — Чтобы у вас все было хорошо! Чтобы вашему сердцу радостнее было! Будьте здоровы!
Мы с Шато выпили, Тинатин коснулась губами и сморщила носик. Закусили сыром, зеленью и хлебом.
— Ну, дорогие друзья, чем вас порадовать? — спросил Гиви. — Что скажете о жареном ягненке? Сам на базаре покупал, для лучших гостей! Отдал шесть рублей за кило, клянусь детьми!
— Отлично! — сказал Шато. — Годится! Тогда садимся.
Расторопный официант, которого все звали просто Адамчик, обслуживал нас, как старых знакомых. Сначала он притащил букет алых роз и со словами:
— Прекрасной даме, от таинственного незнакомца! — вручил их Тинатин.
По самодовольному виду Шато, я понял, что раскрыл инкогнито «таинственного незнакомца». Тем более, что до этого он, отведя меня в сторонку, поинтересовался нашими с Тиной отношениями. Я сказал, что отношения исключительно рабочие и он походу, воспарил духом. Ну-ну.
Девушка приняла букет без особого восторга (как я понял, сентиментальностью она не отличалась), вдохнув аромат, для вежливости, тут же отдала обратно, попросив поставить в вазу.
Пока ягненок жарился, Адамчик застелил новую скатерть, в центре стола поставил вазу с розами, а вокруг — блюда с зеленью, сулугуни, салатом из помидоров и огурцов, алычой, абрикосами, черешней и клубникой. Затем он подал паровую форель на большом блюде, извинился и
— Теперь можете не опасаться косточек, кушайте на здоровье.
— Виртуоз! — оценил его труд Шато, поднимая бокал.
— Спасибо! — чокнувшись и едва хлебнув вина, мы с Тиной набросились на форель, как дикие хищники — в горах нагуляли нешуточный аппетит.
Форель была исключительно нежной, а «Цинандали» ледяным.
— В жизни подобной вкуснотищи не ела! — выдохнула Тинатин, откинувшись на спинку стула, щипая поочередно черешню с клубникой и поглаживая свободной рукой слегка округлившийся животик.
— Дружба со мной, очаровательная мадемуазель Тиночка, имеет кроме всего прочего и кулинарные преимущества! — похвалился Шато.
— Где же вы, месье Шато, скрывались от меня до сей поры?
— Вел разведку по ресторанам и закусочным в поисках достойных блюд для вас мадемуазель. Имейте в виду, нас ещё ждет ягнёнок!
— Вах, как много я потеряла.
— Но, теперь-то мы знакомы и всё у нас впереди!
— А теперь скажи мне, Гриша, кто эта девушка? — шептал мне изрядно окосевший Шато.
— А что?
— Ничего. Просто так спросил. Красивая девушка. Очень красивая! Мечта поэта!
— Красивая, — согласился я.
Ухватив меня за воротник и притянув к самому лицу, Тинатин спросила с подозрением:
— О чем это вы там шепчетесь?
— Ни о чем, — ответил я ей на ушко. — Шато в тебя влюбился. Видишь страдает? Нальем-ка вина и выпьем за любовь.
— Да пошел он… козел, — отмахнулась безжалостное создание.
Шато курил сигарету за сигаретой и видимо страдал. Мне стало его жаль.
За одним из столов мужчины затянули песню. Её подхватили сидящие за другими столами. Шато не утерпел и вклинился в многоголосье, сразу обратив на себя внимание. Появившийся, Гиви подал бас, а Адамчик — второй голос.
Я восторженно слушал.
Тина презрительно улыбалась.
Последние звуки застольной повисли в воздухе, и зазвенели бокалы.
Кто-то крикнул:
— За здоровье уважаемого Гиви и его гостей!
Мужчины с шумом подхватили тост, и Гиви долго кланялся направо и налево.
От одного из столиков поднялся мордастый усатый мужчина подозвал Адамчика и что-то сказал ему. Официант включил магнитофон, раздалась зажигательная музыка и мордастый неожиданно пустился в пляс.
Музыка подхватила мужчин со всех столиков, и они образовали круг. Мордастый усач танцевал с пожилым золотозубым мужчиной, остальные хлопали в такт.
Шота увлёк нас к танцующим. Нам не пришлось протискиваться. Мужчины вежливо расступились перед девушкой и расширили круг.
Я шёл чуть позади Тины, оберегая ее от излишнего внимания. Она привлекала взгляды мужчин, вызывая прямо-таки физическое косоглазие.