Корректировка 2
Шрифт:
Самое удивительное, что насквозь проспиртованному Жоре ничего не делалось. Сколько бы не выпил накануне, он вставал чуть свет, заплывал в любых волнах чуть ли не до горизонта, до вечера почти ничего не ел. Правда, днём любил, по его выражению, «соснуть пару часиков».
Жора был одинок, получал жалкую пенсию, нигде на работал. Тем не менее периодически у него появлялись деньги. На ту же чачу и шашлыки. На хлеб, кофе, помидоры. Рыбу он ловил сам. Не раз приволакивал с базара корзины груш, инжира и винограда.
Деньги приносила живопись.
Периодически я видел
Работал Жора быстро, широкими мазками, натура была ему не нужна, он знал её наизусть, потому что всё время рисовал одно и то же. На полотне на фоне бирюзового неба появлялись силуэты гор, загадочное озеро между ними. Пара часов и картина была готова, но при всей простоте, на неё почему-то хотелось смотреть и смотреть… Несомненно он был очень талантлив, туристы охотно скупали его творения. Я бы тоже купил, но куда мне это потом деть?
— Знаете что, — сказал я Жоре через неделю, — мне надо поработать, поэтому я временно в завязке, по крайней мере с крепким алкоголем.
Теперь мы жили автономно друг от друга, хотя и встречались в мастерской то за чашкой кофе, то я, купив яиц и колбасы, готовил там на электроплитке обед, от которого Жора всегда отказывался. Пил я теперь лишь вечерами и только вино — ароматную домашнюю «изабеллу» или густой, как кровь, абхазский «качич».
Постепенно я привык к этой жизни, и втянулся в работу.
«Какая такая работа? — спросил бы меня некий посторонний наблюдатель. — Ты же бездельничаешь день деньской!»
Возможно, со стороны, это так и выглядело: целыми днями я гулял в горах, купался в море, валялся на песке, ловил рыбу (это уже дело). Но всё это время, я думал, думал, думал! Впервые с момента появления в прошлом, у меня появилась возможность хорошенько подумать.
Мой мозг непрестанно анализировал массивы информации, поставляемые мне Киром о жизни и нравах кремлевских обитателей. О раскладах и отношениях между ними. О политике и экономике. О возможности коррекции того и другого.
Итак, к каким же выводам я пришел…
Всё довольно печально. По-хорошему меня надо было забрасывать где-то в шестьдесят пятый, в начало восьмой, золотой пятилетки (вот только было бы мне тогда 15 лет).
Несмотря на то, что Косыгинскую реформу быстро зарезали, в 1970 г. в результате реформы ВНП СССР достиг 830 млрд долларов, что составило 83% от уровня США, 100,3% от уровня стран условного ЕС и четыре ВНП Японии. Страна располагала огромными инвестиционными ресурсами. В течение трех пятилетий объем капитальных вложений был равен либо превышал их уровень в США. (В 1970 г. — 100% от уровня США, в 1989 г. — 96%.)
Итак, в результате первых 5 лет реформы Косыгина была создана прекрасная экономическая, научно-техническая и энергетическая база для стремительного продвижения вперед!
Среднегодовой прирост национального дохода составлял 7,1 %. Производительность труда за первое из упомянутых пятилетий возросла на 37 %. Фондоотдача выросла на 3 %. Реальные доходы населения возросли почти на треть.
А в результате: всё пошло по п…де.
Реформа изначально натолкнулась на сильное
Это сопротивление поддержал и, по сути, возглавил Брежнев в своей карьерной борьбе с Косыгиным за власть и влияние.
Реформаторов обвинили в возведении принципа максимизации прибыли в основной движущий принцип хозяйственной деятельности. А это, извините на минуточку, ползучая реставрация капитализма. Дескать, реформа отодвигает советскую экономику от цели стать «единой фабрикой» к сумме независимых предприятий, связанных через рынок.
Кроме того, проанализировав состояние отраслевой экономики за первый год эксперимента, эксперты пришли к неутешительному выводу, что, предоставив предприятиям свободу маневрирования, контролирующие органы не сумели установить за ними действенный контроль. В результате начался опережающий рост заработной платы по сравнению с повышением производительности труда.
На практике это привело к тому, что доходная часть государственного бюджета сократилась, средства ушли на предприятия, а расходы остались за государством. Это и стало окончательным приговором реформе.
А я, выходит, подоспел к разбитому корыту.
Впрочем, всё еще можно поправить, было бы желание.
Ладно, теперь к персоналиям.
Брежнев.
Леонид Ильич ходом нашей истории, и существовавшими политическими механизмами был поставлен на должность, для которой не был годен, вынужден был играть роль, которая была ему не по силам, — роль лидера Сверхдержавы, притом в очень сложное и ответственное время.
Тем не менее, до болезни Брежнев был лучше других.
Для его политического веса было весьма важно то, что он с начала и до конца прошел Войну. Затем получил опыт партийной работы в трех союзных республиках. За его спиной было руководство военно-промышленной комиссией при Президиуме ЦК КПСС. В следствие чего он был причастен к начальным успехам советской космонавтики, дальнейшем развитии атомного оружия, создании водородной бомбы и общей модернизации вооружений. Наконец, он был председателем Президиума Верховного Совета СССР, то есть занимал второй по значимости пост в государстве.
Конкурировать с Брежневым не могли ни Суслов, ни Подгорный. Суслов к тому же достаточно хорошо осознавал свой потолок второго человека в Партии и выше забираться не стремился.
Леонид Ильич был особенно искушен в аппаратной борьбе — сумел, пусть медленно, зато без репрессий, и даже без публичного словесного уничтожения оппонентов, вытеснить из руководства всех своих соперников и недоброжелателей, обеспечив полное послушание и покорность.
К началу семидесятых Брежнев уже «обжил Олимп» и построил систему, которая его устраивала. Ввел в секретари ЦК своих людей. Кроме того, все силовые посты государства: министр обороны, генпрокурор, министр МВД и председатель КГБ, были заняты теми, кто устраивал Леонида Ильича на сто процентов.