Корсары Балтики

Морозов Дмитрий Витальевич

В свете угасающих в утреннем небе звезд, строки Левандовского не показались никому наполненными черной иронией и скрытого смысла.

А утром началась Ливонская война.

Как обычно это случается в России — совершенно неожиданно и с тяжелого похмелья.

Глава 27. НАРВА

Ландскнехты, изрядно выпившие и от этого полные решимости разгромить славянские рати, скопившиеся на границе, вместо ратных подвигов разносили кабак в нижнем

городе.

— Разберемся с этой сволочью из команды Рихарда, — рычал одноглазый пикинер, целясь кружкой в голову спрятавшегося за перевернутым столом мещанина, — возьмем лодки и отправимся на тот берег.

— Верно, Марвин, — вторили ему соратники, пинками выгоняя из подвальчика мужчин и щипками — женщин. — Довольно московитам в мире обитать. Разнесем эту их крепостушку — пусть вид не портит.

Явился наряд городской стражи. Но что могли сытые и трусливые бюргеры, недавно приказом магистра поставленные в строй, поделать с разбушевавшимися псами войны? Разогнав наряд и отобрав у него алебарды, ландскнехты обнаружили, что за разговорами и мордобоем уничтожили все запасы спиртного в некогда уютном кабачке.

— Идем к реке! К Нарове! — вопили одни.

— Сначала нужно добыть еще пива, — вторили им другие.

— И лодки, и пиво, и молодки есть у славян, живущих аккурат возле реки! — Марвин, выказывая задатки великого народного трибуна, приковал к своей персоне всеобщее внимание. — Повеселимся, братья!

Распевая песни нестройным хором и тяжело опираясь друг на друга, ландскнехты двинулись к реке по тихим улочкам Ругодива.

— Они пошли к мостам? — прислушался помощник начальника конного патруля к неясному шуму, доносящемуся из нижнего города.

— Нет, — убежденно сказал командир, сам бывший ландскнехт, осевший в верхнем городе. — Двинулись к новому заведению фрау Танбух.

— Жаль заведение, — сказал помощник с сомнением.

— Так в чем же дело? — спросил находчивый командир разъезда, высланного отцами города для усмирения буйства. — Скачем туда во весь опор.

Вскоре ландскнехты уже ломились в первый в череде намеченных для посещения домов ругодивских славян, а конный патруль пировал в заведении фрау Танбух, «поджидая подхода взбесившейся черни».

Все это происходило почти на самых дальних оконечностях нижнего города. Примерно в то время как хозяин первого дома пал на пороге с раскроенной головой, а его жену и старшую дочь только начинали насиловать, казачьи сотни на мокрых конях стали выбираться на западный берег Наровы в получасе скачки от городских стен. Восточный берег потемнел от лодок, до того спрятанных в камышах.

— Хороша молодка, но зачем же так кусаться? — спросил Марвин, сползая с растерзанного тела, брошенного на сдвинутых сундуках.

Когда безумный взор измученной жертвы пал на окровавленный

труп у дверей, она незаметно потянулась к Марвиновой фибуле.

— Кто следующий, — весело спросил Марвин, пытаясь руками, все еще дрожащими от сотрясавшей его миг назад похоти, завязать многочисленные тесемки на своих кожаных штанах.

Следующий, не успев взгромоздиться на женщину, получил фибулу в глаз и принялся кататься по комнате, опрокидывая горшки с цветами. Марвин с диким криком выхватил из брошенных в угол ножен кошкодер и одним ударом вскрыл несчастной грудную клетку.

— Смерть им всем! — дружно крикнули трое ландскнехтов, очередь до которых так и не дошла.

В следующий дом они врывались уже с боем — предупрежденные криками и заревом пожара хозяева успели подготовиться к отпору.

Тут Марвин потерял одного из приятелей убитым, и двоих ранеными.

Озверев от крови и ран, ландскнехты не стали никого насиловать, ограничившись неизобретательным убийством всех, кого удалось отыскать, включая собаку и канарейку.

Третий дом оказался покинутым, и его просто подожгли, на всякий случай убив пытавшегося по глупости прошмыгнуть мимо немецкого обывателя.

Пива выпито было достаточно, и Марвин провозгласил великий «Дранг нах Остен». Натиск на восток начался на трех лодках.

Туман, стоявший на реке Нарова тем утром, и хмель в головах наемников сыграли с ними дурную шутку. Опомнились ландскнехты, лишь когда от плеска русских весел не стало слышно шума нарвских улиц, взбудораженных погромами.

— Поворачивай, московиты идут! — заорал, встав во весь богатырский рост, ландскнехт на головной лодке, и тут же зашатался, хватаясь руками за стрелу, пробившую горло.

Рядом с лодкой, словно водяной змей, быстро плыл в сторону нарвского берега пегий конь. Всадник на его хребте, молодой мордвин, выцеливал ландскнехтов из лука, отчего-то улыбаясь и тараторя на своем удивительном для немцев наречии.

— Проклятый дикарь, — закричал Марвин, швыряя кошкодер в плывущего всадника.

Промазали оба. Стрела расщепила весло в руках ландскнехта, сидевшего слева от Марвина, кошкодер скользнул по пластинам московитского боярина, плывущего следом за мордвином.

Две из трех немецких лодок успели развернуться и рвануть к Ругодиву, одну настигли стрельцы, и Марвин слышал, как умирают его собутыльники под бердышами и саблями атакующих. Выскочив на землю с раскачивающейся лодки, Марвин припустил в сторону нижнего города, голося:

— Московиты! Московиты пришли!

Возле городской стены его нагнал всадник на мохнатой гайдамацкой лошади и пронзил спину копьем. Спрыгнувший на окровавленную землю казак наклонился и что-то сделал ножом в области живота Марвина со словами: